Олег Бондарев - Жажда

Совсем как дети, увидевшие Деда Мороза с раскрытым мешком.

Горящие глаза. Радостные лица. Тянущиеся руки… Каждый хотел прикоснуться если не к самому Камню, чёрным обелиском возвышающемуся в кузове грузовика, то хотя бы к автомобилю, которому повезло тащить на своей спине священный груз. И на который, соответственно, сошла часть его благодати.

– Крови!

– Да!

– Крови!!

– ДА! – Корнюшин развёл в стороны руки и закрыл глаза в блаженной истоме. – ДА!

Теперь не было нужды искать жертвенных животных – они сами умоляли выбрать их. Раз в пять или шесть минут – в зависимости от требований Камня, – Виктор или Зоран наклонялись к толпе, протягивали руки и выдёргивали в кузов очередного «счастливчика».

Рыдающего от радости человека подводили к Камню, позволяли прикоснуться к святыне, поцеловать, после чего Жрец резал жертве горло, орошая обелиск свежей кровью.

– Во имя нашей Жажды!

– Кровь!

– Ненавижу!

– Ты спятил?

– Ненавижу!

Сначала полицейский показался Терсу адекватным, да к тому же вполне приличным для чела профессионалом, способным хоть как-то прикрыть ему спину в случае необходимости. Хван был уверен, что Брагин поверил его глуповатой истории о «психотронном оружии» и останется на его стороне, что бы ни случилось, и вот – незадача.

– Ненавижу!

Фёдор Семёнович напал на четырёхрукого неожиданно, сзади, выбрав момент, когда они осторожно пробирались через какую-то арку, раздумывая, выходить ли на широкую улицу, по которой то и дело пробегали группы вооружённых чем попало челов. Путешествие по городу и так-то напоминало движение разведотряда через линию фронта, требуя предельной концентрации, и предательский удар с тыла показался хвану излишним.

– Ненавижу!

Полицейский выхватил пистолет, но допустил три ошибки. Первая: издал эмоциональный крик. Второе: за мгновение до крика зашуршал одеждой, с головой выдав профессиональному киллеру свои намерения. Третье: вообще связался с хваном.

– Ненавижу!

Убивать идиота Терс не стал. За мгновение до выстрела развернулся, ушёл от пули, поднырнул под вытянутую руку полицейского, благо стоял Фёдор Семёнович совсем рядом, одним шагом оказался позади, ударом в голову отправил недолгого попутчика в отключку и даже успел подхватить падающего подполковника и бережно уложить на землю.

– Так лучше.

Оставался маленький вопрос: что делать дальше?

– Меня!

– Нет, меня!

– Возьми меня!

– Меня!!

Челы тянули руки, отпихивали друг друга, в надежде оказаться ближе к колеснице Камня, толкались, но и только – драться не смели, боясь осквернить происходящее.

– Меня!

– Я хочу умереть!

– Возьми меня!

Они с надеждой смотрели на рыжего помощника Жреца, а тот…

Виктор не задумывался над тем, кого выхватывает с земли и подводит к Камню: женщину, старика, мужчину, подростка… Всё равно. Важно было лишь то, что всякий раз, когда Жрец взмахивал ножом, Веберу становилось на удивление хорошо, как будто часть крови жертвы попадала не на обелиск, а на него, на чуда… проникала глубоко внутрь и действовала подобно наркотику счастья.

– Выбери меня!

Виктор подхватил с земли миловидную женщину, руки которой были испачканы кровью, и поставил перед Камнем.

– Я люблю тебя! – шепчет дура холодному обелиску.

Корнюшин взмахивает ритуальным ножом, капли горячей крови летят во все стороны.

«Хорошо…»

Непрерывные убийства сливаются в бесконечную череду смерти, Вебер не различает лиц и пола жертв, действует как автомат, хотя… Разве автомат способен пребывать в экстазе? А Виктора трясло не переставая: от крови, от смерти, от повторяющихся взмахов ножа, от чувства сопричастности к грандиозной Церемонии, от любви к Камню.

И люд, как понял Виктор, бросив мимолетный взгляд на напарника, испытывал те же чувства.

«Хорошо…»

Один лишь Корнюшин оставался спокоен и деловит, убивая челов с хладнокровием хорошо отлаженного пулемёта.

«Он из железа, что ли? Или из камня?»

Грузовик свернул на Шолохова и, миновав Пролетарское кладбище, по улице 14-й линии пустился в обратный путь к Зелёному острову.

Кульминация случится там, где все началось. Именно на острове напившийся крови обелиск удесятерит свою силу.

Сначала – удесятерит…

Мобильная связь в Ростове «умерла», однако магическая – между крылатым разведчиком и хваном – работала исправно, и четырёхрукий наблюдал за происходящим глазами планирующего над городом тукана. «Картинка» шла на металлическую пластинку: её обратная сторона временно превратилась в шестидюймовый монитор, на котором Терс видел и медленно движущийся грузовик с обелиском в кузове, и выстроившуюся за ним процессию из попавших под влияние Камня горожан. Сначала хван решил, что обелиск провезут по всему Ростову, после чего, возможно, направят его по окрестным городам, но, проанализировав перемещение «КамАЗа» понял, что церемониальная процессия совершает круг, явно собираясь вернуться на остров.

«Туда, где все началось?»

Терс не входил в число выдающихся магов современности, однако знал, что многие артефакты, особенно древние, проведшие на одном месте слишком много времени, становятся необычайно чувствительны к «уютным гнёздышкам», в которых им пришлось пролежать века или тысячелетия. И чем больше прошло времени, тем теснее устанавливается эта связь, и разорвать её бывает необычайно сложно.

«Обелиск собрал жатву и возвращается на привычное место, дабы… Дабы… Дабы…»

Что именно «дабы», четырёхрукий не придумал, всё-таки он не входил в число выдающихся магов современности. Зато понял, что нужно делать: взял ближайшую машину, благо сегодня в Ростове полиция не исполняла свои обязанности и понятие «угон» временно ушло в небытие, и отправился на Зелёный остров.

В дороге обошлось без эксцессов, поскольку беспорядки, как ни странно, практически прекратились. Первая волна насилия схлынула, и очарованные горожане предпочитали не драться, а следовать за огромным Чёрным Камнем, медленно пересекавшим Ростов.

Жрец и слуги камня были совершенно убеждены в своей безопасности.

Убеждены настолько, что сняли всю магическую защиту с небольшой полянки, окружённой плотной стеной колючего терновника. Грузовик грубо проделал в ней широкий проход. Эту полянку Терс до сих пор изучал только с помощью крылатого разведчика.

Землянка, внутрь которой хвану так и не удалось заглянуть, стояла с распахнутой дверью, однако сейчас не вызывала интереса. Нет. Вместо этого четырёхрукий внимательно изучил нанесённый белым Круг и обожжённую воронку в его центре, там, где раньше стоял раскидистый клён. Потоптался возле некоторых символов, пытаясь припомнить, что они означают, потерпел неудачу и протянул глубокомысленно: