Том Поллок - Сын города

«Я… Я в порядке. Больно, но…»

Но она поняла, что не может издать ни звука. Колючки крепко держали горло, и Кара почувствовала мелкие металлические шипы, сжимающие губы, когда попыталась ими пошевелить. Под носом повисла капля крови; она ужасно щекотала, и девушка попыталась стряхнуть ее, но не смогла. Руки тоже не двигались. Она, насколько получилось, закатила глаза, силясь увидеть руку. Та была обмотана проволокой – все ее тело было оплетено экзоскелетом из колючей проволоки и парализовано.

Она была парализована.

– Парва? – неуверенно окликнул мистер Брэдли. – Парва, ты меня слышишь?

Кара не могла ответить или подать любой другой знак, но, прежде чем успела об этом подумать, почувствовала, как поднимается рука, повинуясь намотавшейся вокруг нее проволоке.

Палец вытянулся в указующем жесте, а проволока вокруг губ внезапно дернулась, открывая их, и протолкнулась ей в рот. Боль разлилась по всему языку – проволока фиксировала и его.

Рот заполнила кровь.

– Где он? – голос, вырывающийся из ее горла, был гротескным, искаженным, как будто выдавленным из груди.

Казалось, мистер Брэдли сейчас упадет в обморок, но он удержался:

– Г-г-где кто? – пробормотал он.

– Где он? – проволока дернула руку Кары.

Мистер Брэдли, как и она сама, уставился на вытянутый палец. На бетоне лежали фотографии, вывалившиеся из кармана мужчины. Кара показывала прямо на изображение тощего парня с обнаженным торсом, нарисованного Бет.

– Я… я не в курсе, Парва. Ты же знаешь. Мы понятия не имеем, кто он. Мы не знаем, где Бет…

Он был прав, и она знала это. А вот штука, обмотавшаяся вокруг нее, была не в курсе. Завитки высунулись из ее рта и снова его запечатали, оставив за собой распухший язык.

Кара пришла в полнейший ужас: под ней начали двигаться ноги. Проволока натянулась, впиваясь колючками, и вот уже правая нога шагнула вперед, а потом – левая. Через мгновение начали раскачиваться и руки, как будто захватившему ее существу требовалось несколько шагов, чтобы овладеть навыком. Последним, что девушка увидела, прежде чем существо ее развернуло, было папа Бет, тянущийся к ней.

Но она уже ушла. Проволока переставляла ее ноги гораздо быстрее, чем она смогла бы сама.

Когда Кара начала ловить ртом воздух, проволока ослабила давление на ее легкие, и наконец когда девушка побежала по дороге мимо многоэтажек, она смогла закричать.

Пол Брэдли бросился за ней так быстро, как только мог, но его ноги по-прежнему кровоточили, и он неминуемо отстал. Мужчина, спотыкаясь, остановился, опершись руками о колени и задыхаясь. «Слишком толстый и слишком медлительный старик», – обругал он себя.

На мгновение его спину овеяло тепло – мимо промчалась стеклянная женщина, ее ноги звенели об асфальт, она бежала за Карой. Он мог видеть ее лицо, с застывшей гримасой агонии. В руках она сжимала осколки разбитых тел.

– Подожди! – выдохнул он. – Захвати меня, помоги… Я должен…

Но та даже не оглянулась. Пол рухнул на землю, глядя на нее, единственный свет, исчезающий в дали.

«Еще одна, – ядовитая игла мысли обжигала холодом, но это было правдой. – Ты потерял еще одну».

Мистер Брэдли принялся ползать в темноте, нащупывая рассыпавшиеся фотографии. Он напряг глаза, чтобы разглядеть очертания на них, водя пальцем по изображению парня с копьем.

Потом, пошатываясь, двинулся к освященным домам вдалеке. Вокруг него развернулся очередной пустырь. С новыми законами. Он больше не знал, что было реально, кто был вещью, а кто живым существом. Он больше не знал правил.

«Где он? – скрежет металлического существа, вырывающийся из горла Парвы, проскрипел в его мозгу. – Где он?»

В нем крепла уверенность. Все люди, что вели автомобили, закидывались бургерами, занимались сексом, смотрели телевизор в ночи – все они растворились в ненужности.

Бет была не в этом городе. Она была в городе этого парня. С ним .

«Решайся, Петрис, собери волю в стальной кулак. Или, учитывая обстоятельства, в каменный? Нет, определенно, в стальной. В каменный – это совсем из другой оперы. И болезненно. И трудно без посторонней помощи».

Конечно, – думал Петрис, – если кто-нибудь из паствы поймает его на том, что он собирается сделать, нехватки добровольцев, чтобы швырнуть первый камень, уж точно не будет.

Он стоял на детской площадке посреди парка Виктории: типичное обветшалое гнездилище лондонского молодняка с изрисованными горками, лазалкой и четырьмя резными лошадками, которые покачивались на ржавых пружинах и ухмылялись так, как будто закинулись кетамином.

Петрис задрожал. Потому что, сказал он себе, осенняя прохлада как-то просочилась под его карающую кожу, но уж, конечно, не от страха.

В конце концов, чего ему бояться? Он был заключен в двухдюймовые гранитные доспехи и мог с легкостью рвать сталь; вел воинов-священников против стальных чудовищ, сокрушая их голыми руками. Так чего же он должен бояться?

«Ну, – предательски оживился внутренний голос, – есть еще две тысячи других бронзовых и каменных солдат, которые тоже могут порвать сталь. Давай не будем зацикливаться на том, на какие куски они смогут порвать тебя голыми руками, если поймают, хорошо?»

Петрис проглотил пинту канализационного спирта, поморщившись, когда вкус перебродивших фекалий заполнил рот. Это был мерзкий, но самый сильный напиток, который он мог сварить – тепло уже проникло в мышцы, а духота омыла мозг. Он расслабился.

Кромвель натолкнулся на него, когда он настраивал перегонный аппарат. Бронзовый Пуританин поглядел на выпивку в стеклянном колпаке и поинтересовался: «Что за повод, старик?»

Петрис неубедительно хохотнул: «О, повод, знаешь ли, примечательнейший: объявили, что нахальная уличная крыса наконец-то напоролась на свой собственный прут».

Кромвель рассмеялся и даже сделал усилие, чтобы приподнять свой бронзовый шлем перед Первосвященником. Скрытые каменной маской глаза Петриса следили за кончиком меча Кромвеля, покидавшего комнату.

«Чего я должен бояться?»

Как будто в ответ, одни из качелей начали двигаться вперед и назад. Ск-рип, ск-пип. Было плохо видно, но пространство над сиденьем качелей выглядело более плотным, чем всего несколько секунд назад. В нем проявилась смутная человеческая фигура, черная на фоне темноты, и теперь она отталкивалась ногами и подлетала на качелях, будто ребенок. Тонкие пальцы схватились за цепи, и вязкая жидкость засочилась из-под ногтей и закапала на металл. Сильный резкий запах забил нос Петриса.

Ск-рип, ск-пип. Ск… Нефть размазалась по петлям качелей, и те перестали скрипеть.

Черная фигура продолжала проноситься взад и вперед, и теперь тишину нарушали только шлепки нефти, капающей с ее босых ног.