Андрей Посняков - Семейное дело

— Озёрск, — коротко ответил шофёр.

— А сидел я где?

— Здесь и сидел, в первом ряду.

— Я не про колымагу твою, — отмахнулся Газон. — Я в целом. Сидел я где?

— Здесь, — не стал тратиться на новое слово шофёр.

— Прямо здесь? — удивился Шапка. Огляделся, но ничего привычного не приметил: ни камеры на шестерых, ни столовки, ни мастерской. — А не врёшь?

— В двадцати милях к северу.

— Почему?

— Там воздух чище.

— А-а… — протянул дикарь. — То-то у меня голова болит.

— Таблетку дать?

— Мне выпить нужно.

— А мне в рейс пора. — Водитель начал тяготиться слишком назойливым пассажиром. — Выходишь?

— Прощай.

— Скатертью дорога.

Сойдя на грешную землю, Газон уселся на лавочку в тени, поставил руки на бёдра и принялся с важным видом озирать округу, попутно раздумывая, где бы сшибить деньгу, и по возможности — лёгкую. Потому что на тяжёлую деньгу в нём просыпалась аллергия, а не срубать нельзя, потому что заработанного в принудительных мастерских хватало в обрез, а душа жаждала праздника.

Округа же, к сожалению, ничего пока не обещала, приглядываясь к гостю с подозрительным провинциальным прищуром.

— Дела, — протянул дикарь. — Дела…

Главная площадь Озёрска была симпатичной, но обыкновенной. Впереди, если смотреть на юго-юго-запад, стоял безликий дом районной администрации — квадратный, кирпичный, с огороженной парковкой и скучающим полицейским на крыльце. Справа от него высилась окружённая сквером церковь — архитектуры обыкновенной, но чистенькая, хорошо отреставрированная и потому привлекающая внимание. Затем шёл жилой дом, на первом этаже которого призывно пестрела вывеска магазина — поход в него Сигизмунд пока отложил, затем — дом с каким-то банком, затем гостиница, именующаяся «отелем „Озёрск“», а за ней — нечто развлекательное под названием «Бродвей», видимо, бывший Дом культуры.

— Дела…

«Банк, что ли, ограбить?»

И тут же — секунды не прошло! — Газон сложил в покрытой красной банданой голове выверенный до мелочей план дерзкого, шумного, а главное — удачного налёта. Вот он смело подбегает к полицейскому челу, отвешивает растяпе могучую затрещину и овладевает оружием. Вот он врывается в помещение банка, потрясая пистолетом и пуляя в потолок. Вот он прыгает в седло верного мотоцикла и мчит в перспективную даль, победоносно размахивая длинным рублём…

План получился настолько реальным, что Газон даже смог его потрогать потной ладошкой. И оставалось прояснить всего два мелких вопроса: первый — куда подевался мотоцикл? Второй — кто будет грузить длинные рубли в мешки, пока он, герой, станет пугать охрану, размахивая оружием?

— Закурить, извините, не найдётся?

Дикарь нехотя отвлёкся от стоящей перед глазами картины и недовольно воззрился на небритого мужика в грязной робе с затёртой надписью «… канал».

— Покурить, извините, не угостите? — приятно улыбнувшись, повторил мужик.

— Курить вредно, — грубовато сообщил Шапка, почёсывая правой татуированной рукой левую татуированную руку. Никто из обитателей Тайного Города — за исключением челов — не курил и курить не собирался.

— Здоровье не позволяет?

— Скурвиться можно.

— Не скурвиться, а скуриться, — поправил дикаря мужик. И прежде чем возмущённый Газон высказался по поводу грамотности неожиданного собеседника, продолжил: — Но ведь боязнь скурвиться не мешает вам выпивать, не так ли?

Судя по всему, чел опытным взглядом разглядел потенциального собутыльника, и разговор о куреве стал всего лишь необходимой прелюдией к перспективному знакомству.

— Водку не употребляю, — определил приоритеты Сигизмунд, которому необычайно понравился второй заход незнакомца. — Я от неё буйным делаюсь.

— Как мы с вами похожи! — всплеснул руками «… канал». — Я вот, к примеру, предпочитаю армянский коньяк. Извольте…

И протянул Газону плоскую фляжку.

— Мне нравится этот город, — осклабился дикарь, принимая угощение. — Как зовут?

— Озёрск.

— Тебя как зовут, дубина человская?

— Николай Матвеевич Столяров, — отрекомендовался небритый и даже привстал немного, демонстрируя остатки воспитания. — Слесарь.

— А я — освободился, — обозначил своё социальное положение Шапка. — Ну, за знакомство.

И сделал солидный глоток, продемонстрировав собутыльнику и мастерство, и опыт.

— А вас, извините, как величать?

— Палёный, — выдохнул дикарь.

— Фамилия такая?

— Коньяк твой палёный, — уточнил опытный Шапка. — Не армянский ни разу, чтоб его Спящий обратно выпил, а разлитый тут недалеко, под Питером, нам такой вертухаи втридорога втюхивали.

— Не армянский? — растерялся слесарь.

— Армяне столько не гонят, сколько мы выпиваем, — хохотнул дикарь. — Да ты не парься, чел, палёные тоже разные, и твой — в нормале.

И, подытоживая лекцию, сделал следующий глоток.

— Вы не представились, — напомнил Столяров.

— Газон, — сообщил дикарь, вытирая губы тыльной стороной ладони.

— Газон — это кличка?

— Типа.

— А зовут вас как?

— Сигизмунд Феоклистович Левый, — слегка напрягшись, припомнил Шапка. — Можешь хоть в справке про свободу поглядеть.

— А. — Слесарь помолчал. Обдумал услышанное. Выпил, промокнул рот грязноватым платком и произнёс: — Я, пожалуй, стану называть вас Газоном.

— Договорились. А ты чо такой культурный, в школе учился?

— Инженер, — вздохнул Столяров. — Теперь — жертва невидимой руки рынка.

— И чо тебе от меня надо, жертва? — спросил, прищурившись, Газон, поскольку прекрасно понимал, что просто так никто его, освобождённого, поить не станет.

— Вам, извините, деньги нужны? — немного смущаясь, осведомился Николай Матвеевич.

— Давай, — тут же среагировал Шапка.

— Дать, извините, не получится, — вздохнул Столяров. — Заработать надо.

— Э-э… — В обычном случае слово «заработать» вызывало у Газона яростную отрыжку, однако прививка, полученная в исправительном учреждении, ещё действовала, и дикарь повёл плечом: — Чо надо?

— У меня связи есть на местном кладбище, — деловым тоном поведал интеллигентный слесарь. — Поступил заказ на захоронение бродяги.

— Сколько? — перебил нового знакомца Газон.

— Пятьсот.

— Где лопаты?

— Смотри, как интересно: в начале XIX века Озёрск считался одним из самых богатых городов губернии…

— Я знаю, — кивнул Бруджа. — В то время здесь селились купцы, развивались мануфактуры… В общем, жизнь кипела.

— Но уже к концу столетия город растерял всё своё преимущество, превратившись в то поселение, которое мы знаем: скромный районный центр. — Эльвира закрыла книгу и выразительно посмотрела на Петра. — Здесь случился мор?

— Здесь не случилось железной дороги, — объяснил вампир. — Мозгами местные купцы остались в екатерининских временах, считали, что водного и санного пути достаточно для нормальной деловой активности, и даже приплатили инженерам, чтобы те не прокладывали сюда пути.