Чарльз де Линт - Зверлинги. В тени другого мира

Однако через несколько минут фургон начал забирать вправо, и я услышал, как с грохотом поднимается дверь огромного гаража. Судя по эху, размерами он мог поспорить с самолетным ангаром. Слегка подпрыгнув на пороге, фургон покатился вниз, так что я невольно проехался по полу – пока не затормозил о ботинок сидевшего впереди агента. Первым порывом пумы было распахнуть челюсти и отгрызть ему ногу, но я вспомнил совет Каторжника и заставил себя лежать тихо.

Наконец мы съехали на какую-то ровную площадку и остановились. В ту же секунду агент сунул руку в стоящую рядом сумку, вытащил черный мешок и бесцеремонно натянул его мне на голову.

– И давай без глупостей, – сказал он. – Одно движение, и до конца жизни будешь ходить овощем. Понял?

Оказавшись в мешке, я позорно запаниковал. Пума скреблась и ворочалась у меня в груди, но ее призывный скулеж слышал только я. Да что тут вообще творится? Как федералам это сходит с рук? Черт, дайте только выбраться – всех засужу!

Задняя дверь фургона со щелчком открылась.

– Он ваш, Док, – сказал агент, который только что мне угрожал.

Я почувствовал, что он отступил в сторону, и его место занял кто-то другой. В следующую секунду меня схватили за предплечье, и я снова запаниковал. В этом чертовом мешке даже нельзя нормально вздохнуть! Пума умоляла разгрызть его и оттяпать руку хотя бы одному агенту. Пожалуй, еще пара минут, и я бы поддался на ее уговоры – но тут мне в кожу впилось холодное жало шприца, и я провалился в забытье.

Когда мы наконец отправились к тетушке Минь, моя паника немного утихла, однако все мысли по-прежнему были заняты Джошем. Господи, хоть бы его не увезли на самолете. Господи, хоть бы он не превратился на глазах у ФБР! На его месте я бы уже давно потеряла остатки самообладания.

– Напомни-ка, – пропыхтел Дезмонд, когда мы трусцой пересекали город на запад, – почему мы сегодня не взяли скейты?

Пробежка не доставила нам с Элзи никаких хлопот, а вот бедный Дез уже выбивался из сил.

К счастью, мы почти достигли цели. Элегантные особняки сменились ветхими домиками, которые, казалось, сами чувствовали свою неуместность посреди огромных пыльных дворов. Здесь не было ни гамаков, ни кислотно-зеленых газонов: их сменили ржавые остовы автомобилей, сломанные игрушки и всевозможная рухлядь, наполовину погребенная под сухими пальмовыми листьями.

Добравшись до шоссе Рио-Гранде, мы пересекли четыре автомобильных полосы и свернули на юг – туда, где под эстакадой раскинулся настоящий лагерь из картонных коробок и дырявых навесов. Здесь хозяйничали бездомные Санта-Фелиса. Я множество раз проезжала эти места с mamá и отчимом, но никогда не подходила близко.

Необычный запах – вот что я заметила в первую очередь. Казалось бы, от лагеря бомжей должно было нести мочой и отбросами, но под эстакадой пахло чем-то сладким. У меня даже возникла иллюзия, будто мы идем через один из северных садов в пору цветения.

Второй странностью была царящая в этом месте тишина. Конечно, до нас доносился шум автострады, но он казался не громче шепота прибоя, долетающего в мою спальню через открытое окно. В любом случае, он не заглушал щебета птиц и шелеста ветра в кронах – и дело было отнюдь не в моем слухе Зверлинга.

Увы, зрению повезло меньше. Под эстакадой стоял ужасный беспорядок. Пробираясь по лагерю вслед за Элзи, мы то и дело рисковали наступить на выпотрошенный матрас или останки мебели. И мусор. Несколько акров под мостом были буквально усеяны пустыми бутылками, консервными банками и рваными пакетами.

Однажды я удивилась, почему власти не наведут тут порядок, и отчим ответил, что им выгоднее держать городской сброд в одном месте – так его проще контролировать. К тому же пусть лучше сидят под мостом, чем ночуют в парках или на пляже.

По дороге я насчитала добрых два десятка человек. Видимо, бездомные, спугнутые копами, уже успели вернуться к своим пожиткам. Люди, которые попадались нам навстречу, выглядели сущими оборванцами, однако это были настоящие бойцы, закаленные в схватках с жизнью. Я пробовала им кивать, но все, как один, отвечали невыразительными взглядами. Некоторые вызывали у меня характерное покалывание в затылке, но большинство были обычными людьми – конечно, насколько слово «обычный» применимо к тем, кто ночует в картонных коробках.

Звер-радар – забавная штука: этакая смесь дикого запаха, покалывания и крохотного колокольчика где-то под крышкой черепа. Поэтому я здорово удивилась, когда сигнал вдруг начал усиливаться, хотя мы миновали уже большую часть лагеря. Присмотревшись, я поняла, куда ведет нас Элзи. Впереди, на земляном пригорке, который поднимался к опоре моста, возвышался диван – а на нем сидела одна из самых странных женщин, которых я когда-либо видела. Над головами у нас по-прежнему серело низкое небо, но редкие солнечные лучи, сумевшие пробиться сквозь тучи, словно нарочно освещали ее одну. Женщина полулежала на подушках, водрузив ноги на деревянный ящик из-под фруктов, и выглядела лет на сто. При этом у меня язык не повернулся бы назвать ее дряхлой. Она скорее напоминала слона или черепаху, которые с годами становятся только величественнее.

Волосы женщины были черными, без единой нити седины, а лицо – смуглым, как и у меня. Оттененное белоснежной блузой, оно выглядело почти шоколадным. Черты старухи указывали скорее на индейские, чем мексиканские корни: плоский нос, широкое лицо и так же широко посаженные глаза.

О, эти глаза. Одного их пронизывающего взгляда было достаточно, чтобы понять: перед нами кто угодно, только не бездомная нищенка. Казалось бы, она сидела под мостом на продавленном диване, обернув покатые плечи дешевой красной шалью и позволив подолу голубой хлопковой юбки мести пыльный пригорок, – но во всем ее облике проступала царственность, которая не нуждалась в доказательствах.

Даже если бы мой звер-радар не взбесился, я бы все равно догадалась, кто перед нами.

Внезапно земля у меня под ногами качнулась, и я отчетливо почувствовала себя маленькой девочкой, которая еще ничего не знает о мире.

Женщина медленно приподняла уголки губ, словно показывая, что прочла мои мысли и одобряет их. Это была снисходительная, но ласковая улыбка учителя, который говорит ученику, что всякому знанию предшествует осознание собственного невежества.

– Здравствуй, тетушка Минь, – сказала Элзи, когда мы приблизились к дивану.

Обыденность ее приветствия словно разрушила чары. Взгляд женщины остался гипнотизирующим, но больше не затягивал меня в свое колдовское болото. Земля тоже вернула себе твердость и устойчивость – по крайней мере, пока я не оступилась и не вляпалась в какую-то склизкую дрянь.