Диана Джонс - Рыцарь на золотом коне

– Кому – другому? – спросил на это Лесли. Фиона сказала, мол, Лесли там будет белой вороной. Полли сказала, что мальчикам из Уилтон-колледжа запрещают встречаться с городскими девочками.

– А я буду. Я не таковский. Все ходы-выходы разведаю, – пообещал Лесли. – Вот честное слово, разыщу вас. Какое сегодня число?

– Двадцать четвертое июня, – ответила Полли.

– Значит, двадцать четвертого сентября, – сказал Лесли. – Ну вот, дату назначили. Теперь скажите, где удобно встретиться.

– На ступеньках городского совета? – с сомнением протянула Фиона.

– Во сколько? – спросила Нина.

– Да уж, если даже мы хотим выставить себя на посмешище, все равно не стоит торчать на ступеньках весь день, – подхватила Полли. – Когда?

– Я тоже там торчать не собираюсь, – заверил их Лесли. – Вот что я вам скажу… Ой!

На кассовый столик оперся двумя узловатыми ладонями высокий человек, тоже в коричневом комбинезоне. Очки его зловеще блеснули в сторону Лесли. Лесли заерзал, вид у него стал совершенно раздавленный.

– Девочки, вы хотите что-то купить? – резко спросил мистер Пайпер.

Никто не сумел сообразить, что тут можно купить, хотя бы для виду. Нина сглотнула. Фиона уставилась в пол. Полли вытаращилась на мистера Пайпера. Да, мистер Пайпер в чем-то был поразительно похож на мистера Линна. Он был того же роста, с такими же поднятыми плечами и так же держал голову вперед. И лицо у него было очень похожее. Но этим, к облегчению Полли, сходство и исчерпывалось. Губы мистера Пайпера были надуты, выдавая вспыльчивость и уверенность в своей правоте. Морщины на лице говорили о вздорном характере, а глаза были темные. И волосы оказались седые и остриженные коротко, как у Нины.

– Ясно, – процедил он. – Тогда пошли вон отсюда. Знаю я вас. Мне в магазине такие девчонки не нужны!

Фиона залилась яркой отчаянной лиловой краской. Нина обиженно отлепилась от столика у кассы. Полли сказала:

– Мы просто разговаривали. Зачем вы грубите-то?

– Разговоры бывают разные, сама знаешь! – противным голосом произнес мистер Пайпер. – Пошли вон!

Они медленно-медленно потянулись к двери. Нина с большим самообладанием громко заметила:

– Полдвенадцатого – пора обедать!

И демонстративно поглядела на часы, на которых, по правде говоря, было без двадцати три. Лесли, скромно смотревший в стол, слегка кивнул.

– Пошли вон отсюда! – рявкнул мистер Пайпер.

Они выскочили на улицу, под палящее солнце. – Кошмарный человек! – сказала Фиона. Полли согласилась. Ей было неприятно думать, что мистер Пайпер – наполовину ее выдумка, хотя и шиворот-навыворот. А от того, как он был похож на мистера Линна, ее и вовсе мутило.

– Умно я придумала, правда? – сказала Нина. – Про время. Думаете, он…

В этот момент их разговор прервал мистер Партридж – его интересовало, куда это они запропастились, а ругался он еще противнее мистера Пайпера.

Дэвид Брэгг ушел от Айви вскоре после того, как Полли исполнилось тринадцать. Полли узнала об этом, поскольку Айви в начале каникул явилась к бабушке и сама все рассказала.

– Я не говорю, что это ты во всем виновата, – сказала она Полли. – Но отчасти это произошло из-за тебя: ты хитрила и совала свой нос куда не следует. В результате я больше не могла ему доверять. Мне было нужно всего-то чуточку счастья для нас двоих, а теперь все кончено.

Полли поежилась. Память о поездке в Бристоль была еще болезненно свежа, и от нее Полли бросало в краску. Теперь она понимала: Айви не правдивее папы.

Примерно через час бабушка спросила:

– Ты больше ничего не хочешь сказать?

– Ну, теперь она может вернуться, – ответила Айви.

– Полли останется здесь, – отрезала бабушка. – Она моя дочь, – возразила Айви.

– И ты отправила ее в другой город, не проверив, есть ли ей там куда податься, – припечатала бабушка. – И при этом ни разу – ни разу! – не упомянула об этом сегодня. Даже не спросила, как она добралась обратно, ко мне. Айви, Полли останется здесь. Это мое последнее слово.

В то лето бабушка вообще была настроена воинственно. Она задалась целью оформить над Полли законное опекунство и чтобы и Редж, и Айви давали деньги на ее содержание. Словно маленькая армия из одного солдата, выступала она на битву с чиновниками, банками и юристами. И добивалась своего. Когда Полли с бабушкой вызвали на собеседование к очередному чиновнику, она услышала мужской голос из соседней комнаты:

– О боже, это же миссис Уиттакер! Не знаю, чего она там хочет, подпишите, пусть только уйдет!

После этого собеседования они пошли в кондитерскую – надо было себя вознаградить. Бабушка обожала себя вознаграждать. Они выпили кофе с пирожными, а Полли заказала еще и мороженое. После кофе из термоса Анны Эйбрахам Полли полюбила кофе. Тогда ей показалось, что это лучшее питье на свете, да и сейчас так казалось. Однако лучшей едой на свете она по-прежнему считала мороженое. И ее очень удивляло и огорчало, что запивать лучшую еду лучшим питьем, оказывается, довольно сложно.

– Ты такая щедрая, – сказала Полли бабушке: после поездки к отцу она стала очень остро все чувствовать. – Ведь ты же взяла меня на содержание.

– Ничего я не щедрая! – рассердилась бабушка. – Быть щедрым – значит давать другим то, что давать трудно. Когда я бросила преподавание, мне стало, в общем-то, нечего делать, вот я и начала подумывать, что никому не нужна. А теперь я нужна тебе. Это приятно, Полли.

– Спасибо. – Полли заставила горло сжаться от холода, съев ложку мороженого, потом расширила его, отпив горячего кофе, и спросила: – А почему тот человек в кабинете говорил «Подпишите, пусть только уйдет»?

Бабушка хихикнула.

– Помнишь, я недавно вернулась домой очень поздно? В тот день я устроила ему взбучку. Тоже мне: это запрещает, в том отказывает, на все остальное твердит «может быть». И я потеряла терпение. «Молодой человек, – говорю я ему, – пока вы не подпишете мне заявление, – а я обратилась к вам с совершенно разумной просьбой, – я буду сидеть здесь и не уйду». И так и сделала, – похвасталась бабушка. – Сидела напротив него и глядела. Не дала им вовремя закрыть контору.

Полли рассмеялась. Она будто наяву видела, как бабушка, несокрушимая и маленькая – теперь она была гораздо меньше Полли, – сидит в кабинете, заполнив его до предела силой личности и ясным, выматывающим душу взглядом.

– Долго продержался?

– Два с половиной часа, – сказала бабушка. – Крепкий орешек. Обычно двадцати минут хватает.

Полли снова рассмеялась и вдруг подняла голову, потому что на столик упала тень остановившегося рядом человека. Это был Себ. Он стоял и смотрел на нее, будто растерявшись; в руках он неловко сжимал фотоаппарат.