Диана Джонс - Рыцарь на золотом коне

– Постой, – сказала она Фионе. – Номер дома вылетел из головы, сейчас вспомню.

Притворившись, будто задумалась, она наклонилась над столом и расстегнула замочек на серебряной цепочке. Опаловое сердечко под прикрытием волос с тихим звоном соскользнуло в пустую тарелку.

– Да, по-моему, все правильно, – проговорила Полли и продиктовала Фионе адрес вместе с почтовым индексом.

Пока Фиона ходила звонить, Полли вскочила и быстро и деловито убрала посуду. Оттащила в кухню и сгребла остатки макарон вместе с кулоном в мусорное ведро. «Да, отменное чудачество, – думала она, захлопнув крышку, – выбросить единственную свою драгоценность из одной лишь подозрительности, но другого выхода нет». Полли вернулась в столовую с ощущением, что шея у нее без кулона словно голая.

Фиона обернулась и вручила ей трубку: – На, держи. Длинные гудки.

Полли взяла трубку – гудки все тянулись и тянулись. «В пустоту», – подумала Полли.

– Фиона, он, наверное, переехал. У него был автоответчик.

Она уже хотела положить трубку и вдруг услышала запыхавшийся женский голос:

– Алло?

Полли прижала трубку к уху:

– Алло!

– Ой, успела! – пропыхтел голос.

Карла. Полли узнала ее голос по пронзительности и жизнерадостности, а еще по громким детским воплям поблизости.

– Извините, – сказала Карла, отдуваясь. – Постоянно забываю, что этот проклятый автоответчик сломался. Мне поручено передавать сообщения «Дюма-квартету» и «Музыкальному обществу Линна». Вы им звоните?

«Все подтвердилось, – подумала Полли. – Он есть!»

– Можно передать сообщение Томасу Линну? – спросила она, не зная, слышит ли ее Карла в таком гвалте. Рядом с телефоном вопил ребенок, и не один, а по меньшей мере трое. На заднем плане явно затеяли драку. – Это Полли…

– Одну минуту, – сказала Карла. Ее голос отдалился и сорвался на крик: – А ну, замолчите! Прекрати, а то я и тебя отшлепаю! – Голос приблизился и снова зазвучал нормально: – Простите, пожалуйста. Как вы сказали – «Политурс»?

Полли поняла, что дети только что уберегли ее от очень глупого поступка.

– Сколько у вас детей? – с робким восхищением спросила она.

– Пятеро, – сокрушенно вздохнула Карла. – Извините, я не расслышала название.

Полли перехватила взгляд Фионы, у которой от сострадания отвисла челюсть, и едва не расхохоталась.

– «Полифонические помощники», – сказала она. – Надолго ли уехал мистер Линн?

– В настоящее время мистер Линн на гастролях с квартетом, – важно сказала Карла. Тон у нее стал страшно официальный: она решила, будто говорит с какой-то фирмой. И отбарабанила вместо автоответчика заученный текст: – Мистер Линн просил меня информировать представителей всех организаций, что он приносит свои извинения, однако связаться с ним можно будет лишь после тридцать первого октября.

– Ага, спасибо, – сказала Полли.

– Ну?! – нетерпеливо спросила Фиона, когда Полли медленно положила трубку. – Женат и шестеро детей, да?

– Нет, – отозвалась Полли, нахмурившись от новой волны тревоги, куда более сильной. – По крайней мере, она мне этого не сказала. Нет, это была его домовладелица. Это у нее пятеро детей. По-моему, Том как-то говорил, что у нее три мужа.

– Да, не скучно, – протянула Фиона. – Интересно, каково это – приготовить три пары тапок, разогреть три ужина и вообще. А дальше?..

– Дальше я пошла писать доклад, – сказала Полли. – Надо уметь расставлять приоритеты. Я поговорила с двумя людьми, знающими, что Томас Линн существует на самом деле, и теперь можно подумать про Китса.

Работу Полли написала, хотя закончила только под утро. После семинара, который прошел куда лучше, чем Полли, по собственному мнению, заслуживала, она прямиком направилась в музыкальный магазин. От недосыпа в голове стоял туман, во рту пересохло и мысли прыгали как попало.

Сквозь туман пробились две малышки, игравшие на тротуаре перед магазином.

– Пенни за Гая Фокса! – заверещали они. Полли поглядела на жуткую куклу, которую они выдавали за Гая Фокса. «Ну и ну, – подумала она. – Время-то бежит. Скоро и правда пятое ноября – день Порохового заговора!»

Она сунула девочкам пять пенни и вошла в магазин – святилище тихой музыки, где под яркой лампой в середине зала пролистала неловкими пальцами каталог пластинок. Кто писал струнные квартеты? Гайдн, Моцарт, Бетховен – куча народу. Попробуем Бетховена. Ага! Вот они, вот! Бетховен, Последние квартеты, длинный список исполнителей, и среди них «Дюмаквартет»! Вдруг это та самая запись, сделанная после Мидлтонской ярмарки? Они точно записывались: Себ об этом знал. Зубы и спина у Полли снова заныли, как тогда на ярмарке, едва она представила себе, как больно было Томасу Линну во время этой записи. А она, Полли, могла это предотвратить – стоило ей пойти с Себом, когда он ее позвал. Себ знал, что будет, наверняка знал. Он же отговаривал ее идти в фанерный замок.

Полли опустила взгляд и обнаружила, что несколько страниц в каталоге перелистнулись сами собой. Ей в глаза бросились имя и фамилия. Виолончельные сонаты, известный пианист – и Томас Линн, виолончель. Полли метнулась к прилавку, размахивая каталогом, чтобы привлечь внимание продавца.

– Мне, пожалуйста, вот эту пластинку! «Готова спорить, ее нет в наличии», – думала Полли, пока продавец ходил на поиски.

Однако вернулся он с пластинкой. Ошеломленная Полли молча расплатилась: пластинка стоила гораздо больше, чем она могла себе позволить. Продавец положил пластинку в пакет и вручил ей. Не успел он отвернуться, как Полли вытащила пластинку и уставилась на конверт.

На фотографии был Томас Линн, обвившийся вокруг виолончели – эта поза насмешила Полли в Бристоле – и склонивший голову, чтобы слышать собственную музыку, в точности так, как она помнила. Огромная рука, лежащая на струнах, была та самая, за которую Полли держалась на похоронах. На лице его было то самое выражение, с которым бесполезно спорить. От этого Полли мимолетно улыбнулась и представила себе, что говорил Тому фотограф. Наверняка просил снять очки, мол, так он будет лучше выглядеть. Зачем?!

От этой фотографии у нее все внутри перевернулось, хотя она ожидала увидеть нечто похожее: неестественный свет, черный фон, все такое. Для начала, Фиона верно подметила: Томас Линн был красивый. Полли, которая привыкла считать его точным подобием костистого и неприятного мистера Пайпера, теперь видела, что они напоминали друг друга не больше, чем карикатура – живого человека. Да и Лаурель, между прочим, предпочитала красавцев, вспомним хотя бы Лесли. Но больше всего ошарашило Полли другое: оказывается, Томас Линн был вовсе не таким стариком, как она считала.

Она перевернула пластинку и изумленно посмотрела на аннотацию. Пластинка была новая, выпущена в этом году, значит и фотография относительно свежая. «Томас Линн, – прочитала она, – признан лучшим виолончелистом Великобритании»… Да, подумала Полли, он сам этого добился упорным трудом и целеустремленностью, он высвободился из гибельной хватки Лаурели, отбивался от нее яростно и упрямо и тащил за собой весь квартет. Наверное, в день их первой встречи он был настолько измучен и вымотан борьбой с Лаурелью во время развода, что показался десятилетней Полли старичком, с детьми так часто бывает. На самом-то деле он был никакой не старик, думала Полли, снова перевернув конверт. Просто волосы у него светлые, блеклые, лишь немного темнее, чем у нее самой, вот она и приняла их за седину. А он был совсем молодой, в самом начале музыкальной карьеры.