Кэт Чо - Жестокие духи

Он вытащил посох и, стуча им по полу, закричал:

– Тудурак так-так, выходи, еда, выходи, питье!

Не успел он стукнуть посохом в последний раз, как из ниоткуда появились еда и питье. Посох этот был панмани, волшебной дубинкой призыва. Токкэби танцевали и ели досыта. И все это время мальчик наблюдал. Увидев пир, он проголодался. Он достал несколько грецких орехов и начал раскалывать их зубами. Токкэби услышал треск и закричал:

– Крыша ломается! Она сейчас рухнет! – И они все выбежали из хижины.

Мальчик спустился вниз, наелся досыта, а затем забрал панмани, который уронил один из токкэби.

На следующее утро мальчик вернулся домой. Его родители очень волновались за него, думали, что его съел тигр, но мальчик все им рассказал и показал магию посоха. Они возликовали: теперь им никогда не придется беспокоиться о еде.

Но разнеслись слухи о приключениях мальчика и его сокровище. Сын богатого торговца, который ни дня в своей жизни не работал, решил, что тоже хочет панмани, хотя его семья никогда не знала голода и ни в чем не нуждалась. Он упросил бедного мальчика поведать о его приключении, а потом убежал в лес. Сначала он нашел ореховое дерево, наелся досыта и набил карманы грецкими орехами. Затем он побежал к хижине, забрался на стропила и стал ждать полуночи.

В назначенное время пришли в хижину токкэби и устроили пир. Богатый мальчик, увидев желаемое, не дал токкэби даже начать есть и громко расколол грецкий орех в зубах. Но на этот раз токкэби не обманулись. Они посмотрели наверх и увидели мальчишку.

– Опять ты! – закричали они и стащили ребенка со стропил. Они наказали мальчика, заколдовав его язык, чтобы тот вырос на сто метров в длину. А когда он пытался доковылять до дома, то упал в реку. Он бы утонул, если бы бедный мальчик не услышал его крики и не спас его. С того дня бедный мальчик больше не голодал, а богатый мальчик никогда не шел на поводу своих желаний.

Сомин ненавидела лето. В первую неделю августа было хуже всего – липко и влажно, а воздух казался слишком густым. А ее волосы до плеч, испорченные множеством домашних покрасок, были не в лучшем состоянии и от летней влажности ужасно пушились.

Иногда она мечтала уехать из Сеула, просто собрать вещи и уехать. И это желание нарастало с неимоверной силой, как только наступало по-настоящему невыносимое лето, как сейчас. Но Сомин знала, что на самом деле она никогда не сможет уехать. Слишком много ответственности на ней лежало.

Одним из якорей, держащих ее в Сеуле, была маленькая квартирка над темным, пустым рестораном. Маленький ресторанчик хальмони [10] Хальмони ( кор . 할머니) – бабушка, а также уважительное обращение к женщине старшего возраста. Джихуна раньше был оживленным местом, центром района. Но вот уже несколько месяцев он был закрыт. Под предлогом болезни хальмони домовладелец изменил условия аренды. И как только стало ясно, что Джихун не сможет платить, он получил уведомление о выселении. При одной только мысли об этом в Сомин вскипала кровь. Дверь квартиры на втором этаже была не заперта. Воздух внутри казался затхлым, как в капсуле времени. Но Сомин-то знала, что Джихун и Миён живут в этой квартире последние несколько месяцев. Странное стремительное развитие их отношений обеспокоило бы ее, если бы она не подозревала о скрывающихся в тени этого мира ужасах, по сравнению с которыми пара живущих вместе подростков – ничто. В отличие от подростков, эти ужасы без раздумий могут вырвать тебе печень или горло.

Сомин нравилось думать, что она крутая. Что она не из пугливых. Она никогда бы не убежала от драки, особенно если бы пришлось защищать родных. Тем не менее новость о том, что монстры из ее детских книжек действительно существуют, словно током ударила здравомыслящую материалистку Ли Сомин. Ей предстояло полностью изменить свой взгляд на мир. И для девушки, которая всегда считала себя правой, это было нелегко.

Сомин не знала, чего ожидала, закрывая за собой дверь, но точно не Ку Миён в фартуке, вытирающую пыль с полок.

– Я попала в альтернативную вселенную? – удивилась Сомин.

Миён подняла глаза. Она была прекрасна. Черные как смоль волосы, которые ниспадали до середины спины, длинные ноги, густые ресницы, пухлые губы. Но когда Сомин присмотрелась, то увидела беспокойство в поджатых губах Миён.

– Я умею убираться, – ответила Миён. – Я не безнадежная неряха.

– О, я и не сомневалась, – сказала Сомин. – Просто мне казалось, что вытирать пыль ниже достоинства кумихо.

– Ну, на самом деле я больше не кумихо, – пробормотала Миён.

Было странно осознавать, что ее новая подруга когда-то была кумихо, но еще страннее казалось, что теперь она перестала ею быть. Предательство, потерянные лисьи бусины, исчезнувший когда-то отец и чрезмерно опекающая мать…

Сомин выросла на историях о кумихо – девятихвостых лисицах, способных жить вечно, поглощая человеческую энергию. И однажды ночью ей пришлось смириться с тем, что они существуют в реальности и что одна из них хочет убить ее лучшего друга, Джихуна. Мать Миён, Ку Йена, если быть точнее. Кумихо, которая прожила сотни лет и была готова на все, даже убить – или умереть – ради Миён.

Прошло несколько месяцев с тех пор, как Сомин узнала секрет Миён, и порой у нее из головы вылетало, что Миён была не обычным человеком.

Из спальни вышел Джихун – высокий худощавый парень с черными волосами, которые всегда выглядели растрепанными, как будто он только что проснулся после дневного сна, хотя чаще всего так оно и было. Он заметил Сомин и грустно ей улыбнулся. Эта улыбка не шла его красивому лицу. Оно больше подходило для ехидных ухмылок, от которых появлялись ямочки на щеках. Но, вероятно, сегодня у него действительно не было повода для веселья.

– Джихун-а [11] -а/-я ( кор . – 아 / – 야) – суффиксы -а и -я в конце имени обычно используются в общении между близкими людьми, как уменьшительно-ласкательные. , ты заставляешь свою девушку работать, а сам спишь весь день? – усмехнулась Сомин, но в ее словах не было укора.

Его улыбка стала немного шире, и на щеках появился намек на ямочки. Призрачный след приветливого мальчишки, с которым Сомин выросла.

– Миён сама вызвалась. Раз уж она решила взять на себя все скучные заботы, кто я такой, чтобы отказываться? – Он пожал плечами. Джихун никогда не оправдывался, но его откровенная честность только прибавляла ему очарования.

– Уж лучше вытирать пыль, чем пытаться привести в порядок ту черную дыру, которую ты называешь спальней, – отрезала Миён.

– Вот вы смеетесь, а когда правительство будет платить мне миллиарды долларов за изучение беспрецедентного природного явления – черной дыры в центре Сеула, вы пожалеете, – съязвил Джихун.