Кэт Чо - Жестокие духи

Сомин закатила глаза, но втайне обрадовалась, что ее лучший друг все еще может шутить в столь тоскливый день.

– Так чем тогда заняться мне? – Она взглянула на пустые коробки, разбросанные по комнате. Джихун с Миён даже кухонные полотенца до сих пор не упаковали. Возможно, потому что это были не просто вещи. Только они и остались у Джихуна от хальмони, которая его вырастила. А теперь ее нет. Сомин понимала, почему коробки все еще пустые: упаковать эти вещи – все равно что спрятать воспоминания.

Она потянулась за коробкой одновременно с Миён. Когда их руки соприкоснулись, она почувствовала искру, похожую на статический разряд. Это часто случалось, когда она прикасалась к бывшей кумихо, как будто скрытые способности Миён все еще жаждали энергии.

– Извини, – пробормотала Миён.

– Ничего страшного, – заверила ее Сомин. – Пока ты не пытаешься высосать из меня ци, можем оставаться друзьями.

Миён поджала губы. Ей все еще непросто было шутить о своей прежней жизни. Сомин не могла ее винить. В конце концов, полагала она, должно быть, очень тяжело выживать, отнимая чужие жизни.

– Тук-тук. – Входную дверь открыла мать Сомин. – Извините, я опоздала. Ужасные пробки! Я думала поехать на метро, но не хотела толкаться в потной толпе. Ненавижу общественный транспорт летом. Но, похоже, все остальные подумали так же и сели за руль. В общем, дорога заняла больше времени, чем я ожидала.

Сомин чуть не рассмеялась. Тяжело сказать, кто о ком больше заботился: она о матери или мать о ней. Ее мама горела, как искра, энергия, свет. А еще она была так рассеянна, что забыла бы где-нибудь собственный мозг, если бы тот не был надежно заперт в ее черепе. И хотя Сомин была всего лишь девятнадцатилетней старшеклассницей, именно она могла похвастаться большей ответственностью.

Никого в мире Сомин не любила так сильно, как свою мать, за исключением, может быть, Джихуна. Конечно, сложно назвать это семьей в традиционном значении слова, но Сомин считала их единым целым.

– Все в порядке, госпожа Мун, мы еще даже не начали, – успокоил ее Джихун.

– Говори за себя, – пробормотала Миён.

– Хорошо, чем нужно заняться в первую очередь? – Мать Сомин хлопнула в ладоши и выжидающе посмотрела на дочь.

Теперь Сомин все-таки рассмеялась. Руководить вечно приходилось ей.

– Джихун, займись-ка ты своей черной дырой. Миён, уберешься в ванной? Мама, можешь взять на себя… – Сомин заколебалась и закончила: – Дальнюю комнату? – Она не могла заставить себя произнести «комнату хальмони».

Мама понимающе ей улыбнулась:

– Конечно. – Подхватив коробку, она направилась в дальнюю часть квартиры.

Джихун уставился вслед матери Сомин. Та зашла в комнату его хальмони и закрыла за собой дверь, но Джихун по-прежнему не двигался.

– Джихун-а, – позвала его Сомин.

– Заняться черной дырой в комнате, принял. – Его голос прозвучал чересчур живо.

– С ним все в порядке? – спросила Сомин у Миён, когда Джихун ушел.

– Кое-как выживает. – Миён взяла коробку и потащила ее в маленькую ванную.

Сомин вздохнула. Она спрашивала не об этом. Но она знала, что первые восемнадцать лет жизни Миён отгораживалась от остального мира. Для нее выживание было главной целью в жизни.

Жилая часть квартиры была небольшой и уютной. Видавший виды диван, провалившийся посередине от десятилетий использования. У дверной рамы трепетали желтые пуджоки [12] Пуджок ( кор . 부적) – талисман на удачу, любовь или для успокоения нервов. Пуджоки создают шаманы или монахи (см. Примечания). – талисманы, отгоняющие плохую энергию.

Сомин пошла на кухню и начала раскладывать по коробкам кастрюли и сковородки. Она подумала, не следует ли забрать еще и кружки с тарелками. Может быть, Джихун вспомнит о них позже? Или она зря заморачивается?

Она вытерла испарину на лбу и открыла холодильник в поисках какого-нибудь напитка, но тот был пуст. Честно говоря, Сомин понятия не имела, как эти двое выживали последние четыре месяца.

Входная дверь открылась. Снаружи раздался шум.

Это, должно быть, О Чханван, последний из их удалой компашки. Опаздывает, как обычно. Бессердечно надеясь выпустить пар на Чханване, Сомин вышла из кухни. Чханван был долговязым и нескладным юношей с короткой стрижкой, которая подчеркивала его слишком большие уши. Он ненавидел эту стрижку, но на ней настоял его строгий отец. Чханван был милым мальчиком, немного нервным, вероятно, потому, что богатый глава семейства слишком многого ожидал от своего первенца. Сомин всегда казалось, что Чханван справлялся бы гораздо лучше, будь в его жизни больше пряника и меньше кнута. Но она также знала, что нельзя совать нос в личные дела чужой семьи.

– Знаю, знаю. Я опоздал. Но я принес американо со льдом. – Чханван пытался удержать в равновесии подставку с напитками, и Сомин чуть не расплакалась от благодарности. В квартире не было кондиционера, и она уже зажарилась. Но вдруг она замерла, увидев, кто стоит за Чханваном.

Если Чханван был нескладным, то второй парень отличался почти атлетическим телосложением. Хотя, надо сказать, Сомин ни разу с их знакомства не видела, чтобы Чуну занимался спортом. Ему прекрасно шла любая одежда. Шелковистые волосы были идеально уложены. Встретившись с ним взглядом, Сомин заметила, что глаза Чуну сияют. Она яростно уставилась на него в ответ.

– Как ты сюда попал? – возмутилась она.

– А что? Ты думала, я существую только в твоих снах? – Чуну подмигнул.

Сомин чуть не зарычала. Она действительно ненавидела этого токкэби.

Чуну никогда не притворялся святошей. Скорее наоборот. Даже будучи человеком, он никогда не старался выглядеть более добродетельным, чем остальные. Тем не менее чудовищем он тоже не был, хотя многие бы поспорили с этим утверждением – все-таки он гоблин. Но, честно говоря, соответствовать ожиданиям окружающих обычно было куда проще. Вот почему Чуну был немного озадачен, обнаружив себя на пороге квартиры Ан Джихуна. Или бывшей квартиры, догадался он, осмотрев разбросанные по полу коробки.

Он пожалел обо всех принятых им решениях в тот день. Физический труд Чуну ненавидел. Не так он представлял себе это воскресенье, когда утром проснулся.

А теперь путь ему преградила Ли Сомин, уперев руки в бока. Поза должна была выглядеть угрожающе, но Сомин лишь казалась ниже, чем есть. Чуну знал, что его рост составляет 185 сантиметров и если бы он сделал шаг вперед, то лицо Сомин уперлось бы ему прямо в грудь. Уморительное зрелище, если так подумать.

– И чего ты лыбишься? – ощетинилась Сомин.

Человека малодушного ее атака бы ужаснула. Ладно, ладно, даже Чуну немного испугался. Но за долгие столетия он научился искусству блефа. Да и человеком он не был.