Наталия Мамаева - Альтернативный дозор

42

Он был озабочен только тем, что его юная воспитанница плохо осознает

свою великую миссию, а виноват в этом он, как плохой наставник. Надежда

глубоко вздохнула:

– Игорь Николаевич, я чувствую, что нахожусь в состоянии душевного

кризиса. Мне нужно одной разобраться в своих чувствах и в своем великом

предназначении. Одной, самостоятельно. Поэтому я хочу отказаться от

вашего наставничества, чтобы никто не нес ответственности за мои

возможно неправильные действия, – уф! Кажется, ей удалось

сформулировать это максимально корректно.

– Надя, об этом не может быть и речи. Гесер считает, что я тебе

необходим, как наставник.

О господи! Для Игоря авторитет Гесера превыше всего. Он необходим, как наставник, и все. Интересно, если сейчас она все-таки не сдержится и

припомнит ему историю с Алисой и прямо в лицо скажет, что он мерзавец, он все равно так же заботливо и искренне будет исполнять роль наставника, потому что это его долг по отношению к бедной заблудшей овечке?

Максимально сухим и официальным тоном Надя произнесла:

– Игорь Николаевич, каждый маг имеет право отказаться от своего

наставника. Я официально заявляю свой отказ.

Игорь с глубокой печалью посмотрел на девушку:

– Надя, я вынужден буду поговорить об этом с Гесером.

––

Надя опустилась в кресло в кабинете великого и могучего Гесера, в миру

Бориса Игнатьевича. Неожиданно она ощутила юмор ситуации. Интересно, а

Гесер закончит свою речь фразой «Надя, я должен сообщить о твоем

поведении в Инквизицию»?

Гесер сразу перешел к делу:

– Надежда Антоновна, Игорь Теплов сообщил, что вы отказались от его

наставничества. Могу я узнать причину?

43

Надя слово в слово повторила фразу, сказанную несколько часов назад

Игорю Теплову. Но она явно недооценила Гесера. Тот отреагировал

неожиданно.

– Что ж, я полагаю, что ты совершенно права. Иной в твоем возрасте и с

твоей судьбой необходимо разобраться самой в себе без помощи других. Кто

бы ни были эти другие – наставник, родители или руководитель Дозора. Ты

поступила правильно, и я поговорю об этом с Игорем. – Гесер сделал паузу. –

Но тем не менее, Надя, если у тебя в ближайшее время возникнет

действительно серьезная ситуация, я надеюсь, что ты обратишься к кому-

нибудь за советом.

Надя обдумывала эти слова, заказывая кофе в ближайшем кафе. Да, Гесер явно что-то знает или о чем-то догадывается и дал ей это понять. Про

Инквизицию он не упомянул. Она явно недооценила Гесера. Более того, он

даже не закончил свои слова фразой «Мне придется сообщить о твоем

поведении Завулону».

Надя подняла глаза. Рядом с ее столиком стоял элегантно одетый

джентльмен, склонившийся над ней в полувопросительном поклоне. Завулон.

Он же Артур, он же Самуил.

– Вы не уделите мне несколько минут своего времени, Надежда

Антоновна? – осведомился он безукоризненно вежливым тоном.

– Не хотелось бы, но уделю. Я вас слушаю.

Завулон присел напротив:

– Надежда Антоновна, как я понимаю, вы в ближайшее время можете

оказаться в достаточно сложной жизненной ситуации. Если вам потребуется

моя помощь, то я к вашим услугам.

Значит, он тоже знает или догадывается. Надя не позволила себе

вздохнуть даже мысленно. Смотреть на Завулона после того, как она только

что вспоминала о том, как он пожертвовал Алисой, было неприятно. Но она

прекрасно понимала, что вот сейчас эмоции сдерживать необходимо.

– Можно узнать, чему я обязана вашим предложением? – спросила она.

44

Завулон хмыкнул:

– Исключительно эгоизму темных, Надежда Антоновна. Учитывая ваши

возможности, я бы предпочел оказать вам услугу. Светлые умеют быть

благодарными. Мне это пригодится.

Надя ненадолго задумалась. Принимать услуги Завулона было противно.

Соглашаться – крайне опрометчиво. Отказываться – глупо. Благодарить -

гадко.

– Я буду иметь в виду ваше предложение, – подобрала она наконец

нужную формулировку.

По-видимому, Завулон ничего больше и не ждал. Он положил на стол

перед Надей строго оформленную визитную карточку, поклонился, встал и

вышел.

Официантка принесла кофе. Пить его уже не хотелось, равно как и не

хотелось прикасаться к визитной карточке. Надя внимательно посмотрела на

нее, запомнила телефон, расплатилась за невыпитый кофе и вышла из кафе.

Карточка, лежащая на столе, побледнела и растаяла.

Глава 6. Отцы и дети (Антон Городецкий)

Я сидел за компьютером и писал квартальный отчет. Обычный скучный

квартальный отчет. Обнаружено столько-то нарушений со стороны темных, из них со стороны вампиров – столько-то, со стороны оборотней – столько-

то, магов – столько-то… Переходим в следующую графу. Седьмого уровня

нарушений Великого Договора – 212, шестого – как ни странно, больше, 230, ну, и так далее, вплоть до четвертого уровня. Первого, второго, третьего

уровней, как водится, не зафиксировано, ну и слава Богу!

Допечатав очередную страницу, я в который раз задумался о

бессмысленности своей деятельности в Дозоре, и Дозорной Службы вообще.

Что-то рано у меня началась эта усталость от службы. Семен вот недавно

юбилей отпраздновал, двести лет беспорочной службы силам добра, и по-

прежнему полон энтузиазма. Хотя… это он говорит, что полон, а как оно на

45

самом деле? Все эти его периодические пьянки в странных компаниях со

странными личностями… Все эти его игры в хитрого мужичка… Да и он сам

про себя все знает. Он ведь и сам как-то сказал, что каждый бережется по-

своему.

Да и чем ему еще заняться? Любимая его умерла почти сто лет назад, а

он сам как-то в доверительной беседе признался мне, что он однолюб.

Действительно, кроме службы ничего больше не остается. Кстати, Семен в

последнее время достаточно охотно берет учеников, и его игра в ленивого

наставника – это скорее всего тоже игра. Юлю он воспитал замечательно.

Просто Семен дает своим подопечным полную волю и начинает их строить

только в случае действительно серьезных провинностей. Пожалуй, я бы

предпочел, чтоб наставником Нади был не Игорь, а Семен. Я наконец-то

осознал причину своего смутного беспокойства. Что-то Игорь последнее

время глядит на меня глазами несчастного спаниеля. А спрашивать у него

или у Нади, что там приключилось, как-то неловко.

Нет, пожалуй, во мне проснулась обычная человеческая тоска по

обычной человеческой жизни, которой осталось не так-то уж много. По

человеческим меркам от силы четверть века. Нет, понятно, что как иной, я

могу прожить еще несколько веков, а в случае безумно удачного расклада – и