Валерий Пылаев - Горчаков. Титулярный советник

– Скорее, это я должен извиняться перед вами, князь. – Юсупов суховато улыбнулся. – Вы могли бы стать выдающимся актером… Если бы уже не стали выдающимся офицером.

– Благодарю, ваше сиятельство, – отозвался я. – Но, увы, я пока еще не офицер.

– Но непременно им будете. – Юсупов протянул мне руку. – Вас ждет большое будущее, князь.

Я крепко стиснул костлявые старческие пальцы. Несмотря на худобу, силы в ладони Юсупова оказалось предостаточно. Неудивительно – с подпиткой родового Источника не так уж сложно сохранить если не молодость, то хотя бы здоровье.

– Ваш поступок достоин не только признания, но и высшей награды, которую только может пожаловать Ее Императорское Величество. Но, боюсь, все случившееся не покинет этих стен. Подобное просто не может быть предано огласке, никаким образом. – Юсупов огляделся по сторонам и, не выпуская моей руки, продолжил: – И все же могу пообещать, князь: я не забуду, что вы сегодня сделали для страны, для всего дворянского сословия… для моего рода и меня лично.

Я хотел было ответить что-то учтивое, подобающее по правилам этикета – но слова застыли в глотке. Все вокруг видели всего лишь беседу двух князей – молодого и старого. Но я скорее почувствовал, чем понял: происходит нечто куда более важное… и сложное.

Ладонь ощутимо укололо – будто ударило током.

– Я – ваш должник, князь, – негромко проговорил Юсупов, наконец отпуская мою руку. – И если судьбе угодно – однажды мой долг будет уплачен.

Мне оставалось только молча кивнуть: если для этого странного и немного пугающего ритуала и существовали какие-то правильные, нужные слова – я их не знал. Изобразив учтивый поклон, Юсупов отступил на шаг, развернулся – и удалился куда-то в другой конец зала.

А я… Пожалуй, стоило осмотреть рану, связаться с дедом, дождаться Багратиона. В конце концов, отыскать Настасью. Может быть, даже узнать, что с Леной: она как раз спустилась вниз перед тем, как началась стрельба.

Но все это потом.

Я неторопливо – рука все еще заметно побаливала – направился к выходу в коридор. Тем же самым путем, которым шел вместе с Хриплым каких-то десять минут назад. Кругом туда-сюда сновали люди – и в форме, и гражданские, но эта часть зала, похоже, никого особо не интересовала. Только в дверях я столкнулся с невысокой девушкой, которая едва на меня не налетела – видимо, оттого, что глаза ей закрывала длинная темная челка.

– Прошу прощения, сударыня…

Я чуть отодвинулся в сторону, пропуская незнакомку, – и вышел в коридор. Голова все еще немного кружилась, а торопиться было некуда – и я шагал неспешно, чтобы без надобности не тревожить пробитую пулей руку. Первая дверь, вторая, третья – полуоткрытая, с заметной даже в полумраке вмятиной на косяке. Войдя в комнату охраны, я склонился над связанным Хриплым…

И, развернувшись, рванулся обратно в коридор. Пробежал десяток шагов, споткнулся, едва не свалившись на ковер, едва не заорал от боли – и, выругавшись, просто привалился спиной к стене.

Все равно не успею… уже не успел.

И можно даже не спешить рассказать другим, что я увидел в комнате охраны: раскрытую дверь, пустой оружейный шкаф, стол, какие-то бумаги, телефон с оборванным проводом, здоровенную лужу крови на полу.

И Хриплого, аккуратно разрезанного Серпом надвое.

– Ну… давай, рассказывай.

Дед пригубил чай, поставил чашку обратно на блюдце, чуть отодвинул – и откинулся на спинку кресла. В последнее время такие посиделки по утрам стали чем-то обязательным: не сговариваясь, мы не менее раза в неделю собирались у него в кабинете где-то за час-полтора до завтрака. Чаще чтобы обсудить что-то – но иногда и просто посидеть, без лишних слов. дед перебирал старые бумаги, а я молча наблюдал, получая какое-то странное удовольствие от самого факта причастности к чему-то немыслимо важному.

Хотя наверняка в такие дни дед наверняка просто разглядывал старые фотокарточки, уносясь воспоминаниями в те времена, когда Александра Горчакова-младшего еще не было и в проекте. Я не мешал – кто знает, чего полезного он мог откопать в том, что для человека моего возраста неизбежно превращалось чуть ли не в сказку.

В конце концов, если я что-то и понял за последнюю неделю, так это то, что корни любой дружбы, любого союза – даже вынужденного и не самого приятного – порой уходят в прошлое куда глубже, чем кажется. А значит, и корни любой вражды следует искать там же.

Ритуал утреннего чаепития, хоть и появился совсем недавно, успел стать для нас обоих чем-то действительно важным. Ни по телефону, ни за ужином, ни позже, когда я заглядывал в Елизаветино чуть ли не проездом, мы так толком и не говорили о том дне, когда террористы захватили дворец Юсупова, хоть и прошла уже почти неделя.

Но теперь время, похоже, настало.

– Что ты хочешь услышать? – на всякий случай уточнил я.

– В первую очередь – обещание, что в следующий раз ты не будешь лезть на рожон. – Дед нахмурился и покачал головой. – Мне понятен твой благородный порыв, но все-таки хочу напомнить: в столице вполне достаточно и аристократов, и тех, кто имеет на них зуб, – а наследник у меня остался один. Так что будь любезен.

– Думаешь, у меня был выбор? – усмехнулся я.

Дед несколько мгновений смотрел на меня из-под кустистых бровей, явно собираясь выдать что-то если не резкое, то хотя бы поучительное, – но так и не выдал. Снова покачал головой, недовольно засопел – и потянулся за чаем.

– Нет, – проворчал он. – Если хотя бы половина из того, что мне пришлось услышать – правда, выбора у тебя действительно не было. Просто… будь осторожнее, ладно?

– Куда уж больше. – Я пожал плечами. – Ты не позволяешь мне и шагу ступить без охраны.

– И каждый раз, когда ты оказываешься без нее, тебя пытаются убить. – Дед подался вперед. – Конечно, за исключением тех случаев, когда ты пытаешься угробить себя сам.

Это он, наверное, про гонку.

– Как скажешь. – Я кое-как придавил понемногу нараставшее раздражение. – Но если кому-то всерьез захочется меня убить – он это сделает.

– Может быть. Но я, с твоего позволения, все-таки приложу некоторые усилия, чтобы этого не допустить, – отрезал дед. – Ты знаешь, кто напал на дворец Юсупова?

– Террористы с прибором подавления родовой магии. Вроде того, что я уже видел, только намного мощнее. – Я на мгновение задумался. – Вроде бы они называют себя народной социал-демократической партией.

– Бред, – отмахнулся дед. – Такой партии не существует. А в свете последних событий – и не может существовать.

– Почему?

– Потому. – Дед раздраженно фыркнул. – Мне нужно объяснять, почему все эти разговоры об аморальной эксплуатации рабочих и народовластии – чушь?