Алексей Гончаров - Туман

Открыв глаза, Маргарита ещё с минуту полежала в кровати, но всё-таки с трудом поднялась, набросила на себя мрачный зелёный плед в горчичную клетку и превратилась в хрупкую старушку. На кухне она приняла положенную порцию лекарств, подошла к окну и ничего за ним не увидела. Тогда она прильнула к стеклу, как и вчера вечером, и посмотрела вниз. Скупое изумление выразилось только лёгким взлётом бровей и дернувшимися в стороны уголками губ на лице Маргариты Николаевны. Туман, конечно, её взволновал, но настолько, что у Потёмкиной взыграла только пессимистичная философия. «Так и должно быть в этом скучном бездушном мире, – рассуждала она. – Только белое и чёрное, и больше никаких цветных иллюзий. Так будет честно. А я уже обожаю эту белизну. Зачем мне этот осточертевший пейзаж за окном? Лес, убогая кривая беседка, нужная только этим двум алкоголикам, распивающим по пятницам в ней пиво. Эти бельевые верёвки мне ужасно надоели; висят, как струны исполинской заброшенной гитары. Да, ещё эта тётка вчера развесила на них свои наволочки с простынями. Куда уж лучше этот содовый раствор. И желательно, чтобы ночь была полной противоположностью этого утра, – чёрной как уголь без единого огонька и звуков. А то вчера устроили здесь кавардак. Хотя мне понравилось, как этот паренёк из первого подъезда уклонялся от выпадов какого-то тучного милиционера. Прямо, герой какой-то. Жалко, что его всё-таки забрали».

Маргарита Николаевна прислонила к окну бледные почти прозрачные ладони, и продолжительно подула между ними на стекло, и тут же отскочила от окна. Случилось что-то невероятное; стекло в том месте, где она дула, на её глазах покрылось сверкающей ледяной коркой. Маргарита уже и не помнит, когда её сердце билось с такой частотой.

– Что за ерунда?! – невольно вскрикнула она, всматриваясь в ледяной узор.

Испуг у Потёмкиной никуда не делся, просто он ушёл на второй план, задвинутый интересом и любопытством. Маргарита снова шагнула к окну и поскребла ногтем по стеклу, но, к её огромному удивлению, иней был по другую сторону стекла.

– Этого не может быть. Так, не бывает, – в ужасе прошептала она и вновь отпрянула от окна, но на этот раз уже дальше.

Никакого объяснения такому загадочному природному явлению у неё не было, но в душу и в сознание прониклось какое-то беспокойное для неё заверение, что кто-то пытается с ней поиграть таким необычным образом, – там, снаружи. Маргарита опять осторожно вернулась к окну, но второй раз касаться стекла она побоялась, а серебристый островок начал таять, и вниз по стеклу поползли капли. Когда ледяные следы её, якобы, дыхания совсем исчезли, а на нижней раме образовалась маленькая лужица, на лице Маргариты Николаевны появилась непроизвольная, но очень милая улыбка. Произошло какое-то маленькое чудо, и ей захотелось рассказать о нём кому-нибудь прямо сейчас. Но кому? В телефоне у неё были номера только коллег по библиотеке, и пара старых номеров ещё по работе в школе. Кому-нибудь из них позвонить? От этой мысли у неё мгновенно пропало всякое желание с кем-либо делиться увиденным. О соседях Потёмкина в тот момент даже не подумала. «И вообще, чего это я так «подскочила» кому-то звонить, – ругала она себя. – Хорошо, что так быстро прошло это наваждение. И что бы я сказала? «Представляете! У меня в сентябре за окном появился лёд от моего дыхания». Бред какой-то. Меня бы совсем за ненормальную принимать стали бы».

И вдруг, Маргарите показалось, что белая пелена за окном колыхнулась, будто снизу её потревожило какое-то большое существо. Она в страхе задёрнула штору, попятилась к двери и включила свет. Тревожное предчувствие надвигающейся беды, которое её преследовало последнее время, усилилось; оно как будто подсказывало, что опасность приблизилась, и она находится уже в этом тумане. Чтобы избавиться от скверных мыслей, Маргарита прошла в комнату и взяла в руку пульт от телевизора. С красной кнопки телевизор включился, но ничего кроме серой мерцающей ряби экран не выдавал. Перепробовав пальчиком все кнопки, Потёмкина поняла, что с телевизором что-то не так. Утро становилось гадким. Страх сменился гневным раздражением, потому что теперь ей предстояло мучаться выбором: вызывать мастера или покупать новый телевизор.

В связи с почтенным возрастом, режим сна у бабы Пани нарушен давно. Иногда она могла проспать всю ночь, и случалось, что после этого, ещё и днём покемарит. А бывали и бессонные ночи, когда, почувствовав позывы дремоты, она ложилась в кровать, но примерно через час просыпалась и больше не могла заснуть. В такие ночи пожилая женщина мучилась и в душе проклинала темноту за окном, поскольку принимала её за тюремщицу, которая издевательски следила за тем, чтобы несчастная узница как положено отбывала своё наказание. Но надо признаться, что такая бессонница посещала бабу Паню не часто, иначе она бы точно упросила Людку Добротову привезти из больницы какое-нибудь снотворное средство.

Сейчас я объясню почему бессонная ночь была для старушки такой мукой. Представьте себе, что вы ждёте показа в кинотеатре, или дома по телевизору премьеры фильма, анонс которого был очень уж интригующим, а вам объявляют, что по какой-то причине показ откладывается. Можно не сомневаться, что ваш предвкушающий наслаждение настрой сам выберет нужную форму для раздражения и возмущения. Вот и про бабу Паню следует сказать, что свои сны каждый раз она ждала с предвкушением, как некое послание с небес. Иногда сны повторялись вплоть до мелких деталей, как под копирку, но повторы только умиляли пожилую женщину и укрепляли её веру в загробную жизнь. Могли меняться краски, обстановка, но суть этих снов всегда оставалась неизменной: Паня всё время провожает куда-то своего сына Ивана. То он в военной форме заскакивает на подножку грузовика и кричит ей трогательные обещания, то в рабочем костюме электрика он заходит в вагон поезда и из тамбура поспешно рассказывает какая прекрасная жизнь их ожидает в ближайшем будущем. Бывали и очень короткие сны, но не по времени (а учёные вообще считают, что сон длится несколько секунд), а по смыслу, где например: Иван просто машет ей рукой во дворе, а потом, скрывается за углом дома. И, разумеется, при пробуждении вместе с радостью появляется и печальный осадок на душе у бабы Пани, и она отдала бы всё, что у неё есть, за один единственный маленький сон, в котором бы она не провожала, а встречала своего Ваню.

Находясь в трепетном волнении от очередного такого сна, баба Паня уже давно была на ногах. Она успела поделать что-то на кухне, закрепила нитками разболтавшиеся пуговицы на своём любимом полупальто из тёмно-синего драпа и слышала, как поспешно выходил из подъезда Валентин. «На работу, что ли опаздывает», – подумала она.