Ксения Чайкова - Привет из прошлого

Высокое собрание загомонило с явным одобрением и выжидательно уставилось на меня. Идея с боем вырывать чернокнижницу из лап паладинов крестьянам не особенно нравилась, но они готовы были претворить её в жизнь, причём, как запоздало сообразила я, вовсе не из благодарности к моим прошлым заслугам и не от любви лично ко мне. Просто чернокнижник, живущий рядом, – это гарантия спокойствия и отсутствия многих напастей для его соседей. И лишаться этой гарантии никому не хотелось.

– Беда… – одними губами прошептала я, глядя в упор на Арвина. Тот всё понял – давно уже, наверное, понял, в отличие от меня, наивно лелеющей мысль о безмерно признательных мне крестьянах, готовых рискнуть жизнями ради моей свободы – и страдальчески прищурился.

– На лошадь, живо, – вполголоса бросил он мне. Кинул свой конец верёвки мне в ладони, резко выдохнул и воздел правую руку над головой. В ней мгновенно материализовался уже знакомый мне молот, оросивший наших оппонентов ярко-жёлтыми, тёплыми и таким страшными для меня бликами.

Толпа ахнула и попятилась. Ослепительные пятна света ползали по ней, как живые, пугая крестьян и заставляя их отступать перед столь явным магическим превосходством Арвина. Да уж, первосортная паладинская магия – это вам не чих кошачий, её ни вилами, ни валиками для белья не напугать.

Вэл, поняв, что со связанными руками наездник из меня никудышный, подскочил сзади, с неожиданной ловкостью закинул меня на лошадиную спину и, намотав на своё запястье поводья, прыгнул на другую кобылу.

«Интересно, если я сейчас пришпорю эту клячу, мальчишка вылетит из седла или отделается только вывихом?» – меланхолично подумала я, но проверять не стала. Вещи мои остались на лошади Вэла, в том числе посох и сумки с драгоценными книгами, и бросить их в руках паладинов я никак не могла.

Арвин тем временем наступал на толпу, угрожая ей своим молотом, и люди пятились, не сводя глаз с изумительного сияния магического оружия. Поняв, что крестьяне вряд ли соберутся ударить в спину, мужчина решился: быстро повернулся, подбежал к лошади и во мгновение ока взобрался в седло. Мельком глянул на мальчишку, одобрительно кивнул, увидев, что тот держит поводья и моей, и своей кобылы, и сорвался в галоп. Мы полетели следом.

На привале, устроенном на какой-то полянке (от Клёнушек Арвин почёл за лучшее удалиться вёрст на тридцать, так что останавливались на ночлег мы уже в кромешной мгле) мы смущённо молчали.

Мне было стыдно. Святая простота, вообразила себя великой защитницей несчастных крестьян, готовых и в огонь и в воду ради своей благодетельницы кинуться, и у паладинов её отбить, невзирая на возможные жертвы и потери! Какая потрясающая глупость и изумительная наивность, и это в мои-то годы! Тьфу!

Паладины, настоящий и будущий, тоже прятали глаза. Они, похоже, точно так же, как и я, мнили себя отважными заступниками местных жителей от паскудной чернокнижьей магии, и теперь стеснялись собственной неискушенности, бесхитростности и простосердечия.

Ведь жизнями своими готовы были рискнуть, дабы избавить добрых людей от чёрного ига злобной поганки!

Ан не получилось.

Обидно.

Понимаю.

И иго-то не иго вовсе вышло, и люди не такие уж добрые оказались.

Времена меняются, что и говорить. Некогда селяне сами чернокнижников на кострах палили, а теперь гляди ж ты – с дрекольем наперевес на паладинов выступили. И их бы сожгли, думаю, если б я, оставшись на селе, пожелала на большой костёр полюбоваться. А что? Попёрлись два дурака высокородных в Отдалённые провинции, да там и сгинули. Кто что докажет? Кто разбираться станет? Можем, медведь их заел или пауки лесные сожрали? Здесь ещё и не такое бывает: зверьё в местных чащах непуганое, и его много. Бывает, зимними ночами, ничего не боясь, прямо по селу шастает, чуть ли не в хаты за поживой лезет.

Перед тем, как разложить костёр, Вэл под присмотром Арвина развесил на ветвях деревьев маленькие комки света. Это, конечно, не факелы и не королевские люстры, но в дороге и такие сгодятся. Какое заклинание полезное, надо же. Я при необходимости тоже могла сотворить свет, но у меня он выходил ещё более тусклым, да к тому же и зеленоватым. Люди при этаком цвете освещения казались страшнее восставших мертвяков.

– Так. Давай, укладывайся. – Арвин, наскоро перекусивший какой-то краюшкой (ни мне, ни ученику не предложил!), подступил ко мне с верёвкой в руках.

Я вежливо от него отодвинулась. Эта верёвка мне совсем не понравилась, равно как и идея её использования по назначению. Остаётся только удивляться, как этот припасливый перестраховщик не захватил ещё с собой собачью цепь да ошейник.

Да и руки у меня до сих пор связаны, и уже даже затекли, между прочим, от долгого нахождения в одном и том же положении.

– Укладывайся, я сказал. Своим поведением ты ещё не заслужила свободы.

Я всё-таки встала. Нарочито медленно (а кто будет ловок и скор со связанными руками?) расстелила на земле одеяло, пристроила в качестве подушки свитер. Сверху положила второе одеяло – укрыться.

Всё это время мужчина не сводил с меня тяжёлого немигающего взгляда. Чувствуя себя весьма неловко, я расшнуровала сапоги, разулась и залезла в импровизированную пародию на кровать. Под прикрытием одеяла расстегнула штаны и верхние пуговицы на рубахе и кое-как улеглась. Ох и задаст же мне спина жару завтра в благодарность за такую ночёвочку! Она и так уже ныла угрожающе – как ни крути, а беготня, драки с паладинами, валяние в беспамятстве в погребе, шатание пешком по дорогам и убегание верхами от разъярённого крестьянства не способствуют хорошему самочувствию позвоночника.

Арвин решил проблему моей стыдливости очень просто. Он не стал задирать одеяло. Паладин попросту замотал мои ноги поверх него. Ещё и узел затянул здоровенный, и одеяло этак заботливо обжал, чтобы не топорщилось под верёвкой.

Молодец, что и говорить.

Я, ощущая себя жирной неуклюжей гусеницей, с трудом повернулась на бок, закрыла глаза и вздохнула. Сон не шёл.

Паладины улеглись быстро – у них опыт подобный ночёвок явно был немалым. Затоптали костёр, завернулись в дорогие походные одеяла – такие и весят мало, и места почти не занимают, зато тёплые и мягкие – и уснули почти сразу. Дрожащие шарики света так и остались на деревьях охранять наш покой.

Дорогу паладины знали плохо. Это я поняла на следующий же день по тому, как Арвин привстаёт в стременах, оглядываясь по сторонам словно в надежде силою своего сурового взгляда разогнать деревья в стороны и узреть долгожданный тракт. Вэл суматошно тряс картой, до невероятности замызганной и потёртой на сгибах. Рассмотреть хоть что-нибудь на ней не представлялось возможным. Разве что фирменная печать типографии в самом углу было яркой и сочной, словно только что из-под печатного станка. Увы, никакой полезной информации она не несла.