Хикари Кагами - Ненависть сиреневого цвета

– Это хорошие слова, – прозвучал одобрительный голос управляющего у меня за спиной. – Значит, ты любишь людей, Ёичи?

– Ну, наверное… – неуверенно сказал я.

Я сам не знал, что значит любить людей. Говорят, что мамы любят своих детей, но к моей маме, наверное, это не относилось. Я давно уже не чувствовал, что меня любят. С четырёх лет мой цвет глаз изменился, и отношение ко мне тоже поменялось непоправимо. Любили ли меня до этого? Наверное, любили, но разлюбили, как только в их глазах я стал чудовищем. Поэтому я честно признался:

– Я не знаю, что такое «любить»…

Управляющий погладил меня по голове и, смотря куда-то вдаль, сказал:

– Любить – значит хотеть сделать приятное другому, пожертвовать чем-либо ради него. Любовь не видит внешности, не замечает ошибок. Даже если человек изменится, любовь к нему останется прежней. Со временем ты поймёшь, что значит любить. Одно могу сказать точно: ты не ненавидишь обычных людей, хотя они и делали тебе больно.

Эти слова глубоко проникли в моё сердце. Мне почему-то даже захотелось заплакать, но я сдержался, потому что было бы странно на эти слова так реагировать, к тому же, я уже помнил, что с линзами на глазах это делать запрещено. Я опустил голову и проговорил:

– Наверное, я действительно люблю людей, потому что с самого начала ненавидел и винил лишь себя. Я всегда считал, что приношу несчастья своей семье и окружающим меня людям. Мне никогда не приходило в голову, что всё это всего лишь предрассудки. Однако я думаю, что в любом случае люди не виноваты в том, что боятся моих глаз, ведь они просто не знают о том, что люди с сиреневыми глазами самые обыкновенные и не несут на себе никакого проклятья.

Как только я закончил говорить, Казума вдруг выдал:

– Слушай, ты говоришь, как взрослый! Сколько тебе лет?

– Взрослый? – смутился я. – Да мне всего четырнадцать лет!

– Прекрасно, – вступил в обсуждение Миура-сан. – Значит вы с Казумой ровесники. Я уверен, что вы подружитесь. Что ж, пора за работу.

Управляющий последний раз взглянул на меня и отправился на своё рабочее место. Казума стал убираться: мыть чашку из-под чая и протирать стол. Я предложил свою помощь, но он сказал, что здесь нечего особо делать.

– Скажи, – обратился я к Казуме, – а почему Миура-сан работает в лавке, как обычный работник? Он ведь хозяин лавки, а значит должен только управлять. Разве нет?

Казума остановился, задумчиво посмотрел в сторону управляющего и сказал:

– Я и сам не знаю. Могу сказать лишь то, что ему это нравится.

Он сел на подушку у столика, немного помолчал, а затем, предложил:

– Хочешь, я покажу тебе все полки и расскажу, что где лежит? Может, ты даже сможешь помогать мне и приносить необходимые материалы?

– Я смогу помогать тебе? – задумчиво переспросил я, а потом тихо ответил, – хорошо, я согласен. А Миура-сан не будет нас за это ругать?

– Нет, конечно! – уверенно произнёс Казума, и, направляясь к ближайшей полке, добавил, – он дал мне задание присматривать за тобой, помочь тебе освоиться и обучить тебя всему. А знание товара точно поможет тебе привыкнуть к работе. Вот, смотри!

И он с энтузиазмом стал показывать содержимое каждой коробочки. В течение дня мы с ним перебрали примерно половину всего, что находилось в лавке. Нас часто прерывали посетители, но я всё же смог многое узнать, даже один раз принёс Казуме нужную коробочку с крючками. К сожалению, я очень плохо читал, поэтому запоминал, в каких коробочках лежат те или иные товары зрительно. Казума сказал, что у меня очень хорошая память, это мне очень пригодится. После длительного и насыщенного дня я чувствовал себя очень уставшим, но в тоже время было и другое чувство: чувство радости. Всё то время, которое я провёл на улице, тянулось медленно и уныло. Я не чувствовал ничего, кроме пустоты и ненужности, но теперь, привыкая к этому месту, моя душа будто наполняется счастьем, удовлетворением и благодарностью. Эти мысли заставили меня улыбнуться за ужином и Казума сразу же это заметил:

– Наконец-то ты улыбнулся! Я рад, что тебе здесь нравится!

И он тоже растянул рот в широкой, довольной улыбке. Я тут же смутился и перестал улыбаться. Но в душе мне было приятно, что у меня появился такой замечательный друг, как Казума. Хотя он и странноват, но всё же всегда добр и готов помочь. Казума был моим первым другом за это долгое время отшельничества и одиночества. Но этого я ему, конечно, не сказал.

Когда мы уже собрались расходиться по своим комнатам, к нам зашёл Миура-сан и спросил меня о том, нравится ли мне работа в лавке. От такого неожиданного вопроса я даже опешил, кивнул и что-то невнятно промямлил. Но когда мы уже расходились по комнатам на ночь, я, неожиданно даже для самого себя, остановился посреди коридора, окликнул уходящих в комнаты своих добрых покровителей, и, когда они обернулись, низко поклонился и громко произнёс:

– Миура-сан, спасибо, что приютили меня и заботитесь обо мне! И тебе Казума спасибо, что нашёл меня и привёл сюда! Я буду прилагать все усилия, чтобы выразить вам свою благодарность!

Я не видел реакции управляющего, но вот реакцию Казумы я очень хорошо ощутил на себе, потому что он подбежал ко мне, схватил локтем за шею, потрепал мои волосы и со смехом произнёс:

– Да не будь ты таким серьёзным! Я же говорил, что помог тебе, потому что хотел! И не надо меня так благодарить, давай просто будем друзьями, хорошо?

– Да, – с радостью ответил я, в очередной раз подумав, что Казума всё-таки необычный и очень чудаковатый человек.

Прошло уже несколько недель. За это время я освоился в лавке, узнал, где какие комнаты находятся. Я заметил одну странность: все комнаты за исключением той, в которой мы с Казумой всё время едим, устроены в японском стиле. Это было очень необычно, когда одна единственная комната во всём японском доме обустроена по-европейски. Но это мне никто не смог объяснить, а управляющего я спрашивать постеснялся.

Я стал больше участвовать в работе: несколько раз встречал и провожал посетителей, а ещё помогал Казуме и управляющему, принося необходимые материалы в разных коробках. Миура-сан редко хвалил меня, но такую похвалу было очень приятно слышать, зато Казума просто рассыпался в улыбчивых комплементах. После того, как я согласился с ним дружить, он стал в пять раз улыбчивее и в десять раз разговорчивее. Иногда даже хотелось куда-нибудь от него деться.

Видимо Тиба Мегуми это замечала и звала меня к себе помогать. Её комната, и в то же время мастерская, мне нравилась больше всего. В ней стояли, висели, лежали разные заготовки, поделки и сувениры, которые девушка мастерила своими руками. К слову сказать, Мегуми была на пять лет старше меня, ей было уже девятнадцать. Казума в потоке своей бесконечной болтовни рассказал мне о том, что у неё есть жених и что, возможно, скоро она покинет нашу лавку. Отчасти поэтому я так радовался, когда Мегуми приглашала меня к себе в мастерскую, показывала, как делать разные сувениры, и рассказывала о свойствах разных материалов. Иногда она учила меня читать и писать, чему я радовался ещё больше. Живя на улице, я не имел возможности учиться и очень хотел различать и понимать кандзи.