Мария Папкова - 54 по шкале магометра

Своим падением она заслонила от себя коричневый звук сорвавшегося тут же яблока, в котором я расслышал перелом Нининой ноги.

***

Нога срослась довольно быстро.

А потом грянула майданная заваруха – мы переглянулись, сглотнули каждый свой ком. А в январе Нина забеременела.

– Вот теперь можно и в ЗАГС, – сказал я обалдело после того, как она принесла благую весть.

– Разве было именно так ?.. Ну, в предлагаемых обстоятельствах ? – спросила спокойно она, не обращая внимания на меня и на своё особое теперь положение. Будто не таскала меня и себя несколько лет по врачам, с сухими глазами кусая губы после очередного холостого выхлопа.

– Так! Так! – я наконец обрадовался и бросился её обнимать.

А она хмурилась, освобождаясь от моих объятий.

Крымнаш уже вовсю сверлил умы граждан, когда Нину увезла "Скорая" с плохими симптомами.

После всего она лежала на диване, уставившись в стену, никак не реагируя на мои утешения.

– А там ведь оставалось ещё несколько штук… – сказала глухо.

– Каких штук? – не понял я.

– Вадик, мы этой осенью опять поедем ведь, да? – Она повернулась ко мне и погладила меня по лицу, слабо улыбаясь.

И я понял, что она говорила про яблоки.

***

С тех пор мы подгадывали свои две, а иногда и три недели под коричневый звук .

Мы не гадали, не выбирали, мы просто смотрели, что нас ждёт, слушая, как падают все до последнего яблоки. События мировые и личные складывались калейдоскопом в наших головах. Яркой, бесполезной кучей. Не вызывая никаких в нас действий. "Пусть всё идёт, как идёт", – говорила Нина, тихо наблюдая, как истаивает наша любовь в трясине будней. А я бесхребетно с ней соглашался.

Но через несколько лет, немогущий вырваться из заколдованного круга, разрушаемый Нининой тоской, видя, как проносятся мимо из раза в раз другие пути и возможности, я стал рыпаться и дёргаться в стороны. Но получалось по Нининому – пусть всё идёт, как идёт . И получалось тускло и ровно.

А в этом году сразу после цветения жахнул мороз, посшибав добрую половину завязей, потом налетел какой-то неведомый жучок и пожрал всё остальное. Нинино равнодушие подёрнулось разгорающейся тревогой – неужели совсем без? Но где-то в июле, забравшись на ту самую лестницу, она закричала:

– Есть! Есть! Целых два!

И тогда во мне вызрело дикое желание позвать "на урожай" друзей: разрушить, предать нашу тайну на двоих.

***

Друзьям не сиделось после моих "сказок про предсказательные яблоки". Нина же от моих кривляний нервно щурилась.

– Сейчас, – повторил я, встал с лавки и толкнул яблоню.

Шлёп.

Оторвалось только одно. Нина презрительно скривила губы и что-то прошептала в мой адрес.

А у друзей замерли их праздные улыбки, остекленели весёлые глаза, у кого-то выпал из рук пластиковый стаканчик. Коричневый звук пронял их до костей.

Потом, быстро освобождаясь от наваждения, делились увиденным общим будущим, одним и тем же, блёклым и невзрачным: "Неплохой фокус", "Можно в инет выложить – Что? – Ну гипноз общий этот", "Да ну, серовато предсказание, это и я такое могу наванговать: нефть, доллар, кризис и митинги". Оценки разнились по форме, сходясь в главном: "Скука смертная…".

Глухой ночью, когда все спали, я услышал из сада одинокое – тук – это приземлилось второе яблоко. По тому, как вздрогнула рядом Нина, я понял, что она это тоже слышала и видела – Мир, погрузившийся в панический хаос.

– Пусть всё идёт, как идёт, – прошептали мы вместе.

Утро началось с того, что кот нагадил в тапки. В обе.

Старался, скотина.

Нет, возможно, что он нагадил ночью, но я наткнулась на подарок утром.

И что теперь делать? Я босиком не могу. Нигде. Ни по берегу моря, ни по газону, ни по паркету. Я могу только обутой. Придется бежать в магазин. Бежать при моем весе – та еще проблема. А времени на “похудеть” нет. Есть желание, но… Сплошные в жизни “но”. А тут еще тапки.

Необходимость бежать в обувной срывает все планы на день. Хотя, ничего особенного, в общем-то, не планировала. Я сегодня свободна, как птица. Свободная и никому не нужная. Кому птицы интересны? Если только орнитологам, но таких в моей жизни не случилось.

Прежде чем затолкать испорченные тапки в мусорное ведро, каждой дала коту по морде. Тот аж зарычал в ответ. Сволочь.

Короче, утро не задалось. Как, собственно, и утро вчерашнего дня. Как, собственно говоря, и многие предыдущие утра моей жизни.

Вчера только заявилась в офис, как мне с порога: “Вы уволены”. Вот так. Вот как так?

Я сразу поскакала к Гале. Галя – подруга. Дружим сто лет. Выплакала обиду на ее плече. А она мне: “Да не расстраивайся ты! Может, и к лучшему это увольнение?”. Галя – мастер находить лучшее там, где его не может быть по определению.

– Что ты говоришь? – возмутилась я, утерла лицо кухонным полотенцем и бросила взгляд на стоявший посреди комнаты рюкзак.

Галя перехватила мой взгляд и аж подпрыгнула на месте.

– Слушай, раз уж ты свободна, поехали вместе! Место в машине есть.

– Как это я поеду, если обещала тебе за котом присматривать?

– Да перестань, Машка! Попрошу кого-то из соседей. Делов-то: зайти да корм в миску насыпать.

– Так соседи и согласятся! Это я одна такая дура безотказная. Повезло тебе со мной.

Галя еще минут тридцать меня уговаривала поехать к озеру, но я не согласилась. Черт его знает, почему. Наверное, лень было вещи собирать.

Сегодня очень жалею, что не согласилась.

Если бы я уехала с подругой, то кота в моей квартире не случилось бы, и тапочки остались чистыми.

* * *

С Галей мы дружим с первого класса. Нас обеих воспитывали бабушки. Галины родители, геологи, вечно пропадали в экспедициях. Мои пропадали в вытрезвителе. Если не в вытрезвителе, то пили дома с друзьями. Потом дрались. Потом соседи вызывали милицию. И так по кругу. Бабушка забрала меня и официально оформила опекунство. Все детство да и юность я чувствовала себя ущемленной. Галя себя ущемленной не чувствовала никогда. Не знаю, почему. Мало того, Галина бабушка меня жалела. Подкармливала и время от времени покупала что-нибудь новое из одежды. Непременно одинаковое: что внучке, то и мне. Ношеное не отдавала никогда. Не унижала этим. Я, честно говоря, не понимала ее жалости. Ведь, по факту, что моих родителей, что Галиных – никогда не было на месте в нужное время. Какая разница, где они пропадали: в экспедиции или в вытрезвителе? Для меня разницы не было.

У подруги дома всегда жили коты.

У нас водились мыши, но, тем не менее, моя бабушка отказывалась от котят, которых время от времени пристраивала бабушка Гали. Мышиный помет и характерный запах сопровождали меня все детство. Как только не стало бабушки, мыши, почему-то, исчезли.