Константин Консон - Отметка на шкале

Когда в начале я решил наполнить вечность,
Где одиночеством зияла бесконечность,
Еще не создал я имен, не ведал, где я,
И словно пламя в пустоте – одна идея.

Она жила во мне всегда, таилась, тлела,
Искала выхода, звала, рвалась, ревела.
Но не рождалось ни вопроса, ни ответа,
Лишь пляска черного огня в потоке света.

В исходных сферах я нашел баланс и меру,
Я создал буквы, ввел слова, придумал веру.
И, ни ядром еще не став, ни оболочкой,
Подолгу мыслями витал над каждой строчкой.

Рождались небо и земля, меж ними своды,
Ночь отделилась ото дня, разлились воды.
Земля наполнилась игрой и шумом жизни,
И мир вращался в идеальном механизме.

В нем не хватало лишь одной заглавной роли —
Того, кто сможет все менять свободой воли.
Тебя из замысла создам в последний день я,
В сокрытьи буду наблюдать твое взросленье.

Я дам завет, я сам его на камне выбью —
Придут видения, умчатся легкой зыбью.
Связав себя с тобой обещанным законом,
Я не останусь в одиночестве бездонном.

Прими ж скрижали, инструменты, и ограду,
Ты сможешь сам определять себе награду.
В тебе сольются свет и тьма, закон и милость,
Все то, что лишь с твоим приходом проявилось.

Для выполнения назначенной работы
Я помещу тебя в саду в канун субботы.
Мое творение, ты справишься неплохо,
И мне в безвременье не будет одиноко.

Меня умчат поэзии ручьи,
Сверкнув в снегу кристалликами льдинок,
Вертя водовороты невидимок
Падежных форм от слов, еще ничьих.

Они сольются в радостный поток,
Петляя меж изгибов и отрогов,
И, ото льда оттаяв понемногу,
Сплетутся в косы непослушных строк.

Взревет поток, напорист и упрям,
Наперекор незыблемым преградам,
Обрушится в ущелье водопадом,
С теченьем рек потянется к морям.

А дальше только дымка, горизонт,
Две синевы, эфир, фата-моргана,
И океан, и призрак океана,
И все, что здесь меня переживет.

В начале года путаются дни,
Как буквы недописанного слова.
Открой окно под крышей и вдохни
Ночную влагу воздуха лесного.

Зажмурь глаза, гляди издалека,
Как редкий лес чернеет за дорогой
И дикие замерзшие луга
Сбегают к речке лентою отлогой.

А то другой пейзаж вообрази —
В горах иных, на берегах неблизких.
И плавно мыслью по волнам скользи,
По гребням строчек в наших переписках.

Теперь январь, забыта суета,
Ушла забота о насущном хлебе,
Созвездий зимних тучные стада
Подмигивают мне в прозрачном небе.

В такую ночь возможно ли уснуть?
Пока во тьме скрывается светило,
В своих снегах прочерчивает путь
Звезда, что столько лет твой мир хранила.

Сначала не хватало голосов,
Но вот удача или Божья милость —
И стрелка подмандатная весов
К стране изгоев нехотя склонилась.

Но не успели смолкнуть петухи,
Тревожно огласив ландшафт печальный,
Как из пустыни, с гор, из-за реки
Атаковали пять соседних армий.

С тех пор евреям нет пути назад,
Их перспективу обозначить просто:
Взрастить и защитить свой райский сад
Иль снова сгинуть в пепле холокоста.

И ополченцы принимали бой.
А смерть все реже проходила мимо,
Дорогу жизни проложив косой
От Тель-Авива до Иерусалима.

В непрочном мире два десятка лет.
Нашествие. Оскал угрозы гневный.
Но, как Творец, спасительный проект
Создали в срок библейский – шестидневный.

Ответом – осужденье и укор.
Грозят бойкотом западные страны.
Агрессия, заложники, террор,
Иерусалим, Синай, Хеврон, Голаны.

Чтоб не было сомнений в их вине,
И кто здесь враг, толпа узнала чтобы,
Столетьями сжигали их в огне,
Во тьме костров на площадях Европы.

Но видно, мало горя и утрат.
И в ненависти утопив планету,
Вопит в угаре дикий миллиард:
Они враги! К ответу их, к ответу!

Решить проблему вечно не с руки:
Политкорректность, бедные арабы…
Мир прозевал, как злые сорняки,
Окрепнув, превратились в баобабы.