Константин Консон - Отметка на шкале

* * *
Возможно, что теперь я не совру,
Протопав по земле из края в край:
Уайлдер – занимательней Перу,
А Рерих – колоритней Гималай.

* * *
В Непале каждый твой шаг – это столбик пыли,
След в непролазной грязи или камень в иле.
Где на горных тропах тебе предлагают пищу,
Где, теряя тыщу, затем набираешь тыщу.

* * *
Анапурна делит Непал на два региона.
С юга – бурные реки и вечнозеленые склоны,
За хребтом – пересохшее русло едва заметно.
И сбивает с ног внезапным порывом ветра.

* * *
В Непале мало дорог, часто сходят лавины.
Главный транспорт в стране – ослы и людские спины.
Время в этих краях застыло по чьей-то воле.
И все же непальский шаг проворней нашего вдвое.

* * *
Пробираясь по джунглям, нащупывай нож в кармане.
Следи, чтоб нога ступала на твердо лежащий камень.
Не оставайся один, невольно Тарзану вторя.
Тропа через джунгли опасна не меньше, чем путь сквозь море.

* * *
Покара – Катманду. Грязь, нищета, усталость,
Скоростной рычаг напоминает фаллос.
Ссохлись пальмы в дорожной пыли, и цветы пожухли.
Находясь в степи, с тоской вспоминаешь джунгли.

* * *
Темноту прорезают встречные фары. Невозможно уснуть.
Поминутная встряска. Бесконечная вереница
Еле дышащих грузовиков на обломках дороги кренится,
Словно жизнь, и на этих камнях пробивающая себе путь.

* * *
Моя поэма окрылилась,
Прошла сквозь пекло,
Стряхнула пыль, дождем умылась,
Слегка окрепла.
И развернулась кусочком неба
Над Анапурной,
Подогреваемая молитвою
Йом-Кипурной.

Ей так хотелось путь к ответу
Себе ускорить,
Барьеры брать за краем света
И с ветром спорить.
Узнать, как связаны взаимно
Цепочки звенья,
И медитировать наивно
В тени ученья.

Не на земле, не в самолете,
А где-то между
В рутинных дней водовороте
Нашла надежду.
И с ледника по бурным рекам,
В пути оттаяв,
Отозвалась стократным эхом
Из Гималаев.

Случилось вновь: бесстрастная рука
Взметнулась и зависла на мгновенье.
Ушла Нино, и все ее войска
Застыли на местах в оцепененьи.

Почетным караулом в час беды
Хранят секреты всех твоих достоинств
Недвижные колонны и ряды
Прервавших битву черно-белых воинств.

Улыбка и печаль в чертах лица,
Что помнится далеким и знакомым.
Не бьют часы. И лишь сердца, сердца
Куют секунды вслед за метрономом.

Так в мире стало пусто без тебя…
Роняет слезы древняя Каисса.
И цепи гор склоняются, скорбя,
Вокруг осиротевшего Тифлиса.

Вот и снова сентябрь, снова берег в туманном недвижье,
Над стремнинами пар, и деревья склоняются ниже.
Лесопарк опустел. Ощути в тишину погруженье.
Лишь круги на воде разгоняют твое отраженье.

Не жилец этих мест, только временный их очевидец,
Слушай голос Небес, но судьбу не старайся предвидеть.
И одну sms за другой отправляя вдогонку,
С сожаленьем и без одиноко бреди по Нью-Йорку…

Над Канадой с утра небо сине и воздух прозрачен,
Все прошло на ура, монреальский лимит не растрачен.
Меж озер и стремнин побродить не забыв на прощанье,
Слышишь только мотив, только листьев осенних шуршанье.

Продолжая бежать, города замещать городами,
То намокший асфальт, то брусчатку терзать башмаками.
Не сужай горизонт, повидав тридевятое царство,
Ты ведь дальше пойдешь, ты едва ли захочешь остаться.

И с кленовым листом на хвосте ты уходишь под тучи.
Ты висишь в пустоте, за окном только сумрак колючий.
И себе вопреки в сотый раз этот лист отрывая,
Видишь черную ленту реки и огни Монреаля.

Волны ласковых рук, что тебя обнимали за плечи…
Значит, нету разлук, лишь короткие, редкие встречи.
И от южных морей до брусники в таежных болотах
Над отчизной твоей нам в соседних лететь самолетах.

До свиданья, прощай. Этот матч мы почти отыграли.
Оглянись, погрусти – может, нам, как и в самом начале,
Год за годом на шатких мостках предаваться покою,
Отражая глазами деревья с прозрачной рекою.

Радость жизни – это встречи
На Босфоре, в Междуречье,
Под пассатом и муссоном,
Меж Ист-Ривер и Гудзоном.

На Эгейском, на Тиренском
На французском, на турецком
Изъясняешься наречьи.
Снова в Альпах, в Междуречье,

В Петербурге, где – фасады,
В Израиле, где – Масадa.
Строй ровняют, как на марше
Гейши, рикши, секретарши.

В Монреале на Канале,
В Амстердаме – с фонарями,
Что не понял в Калевале ,
Обретешь на Фудзияме.

Все дианы и наяды
Нам с тобою будут рады
От Тавриды до Эллады,
От Севильи до Гренады.

Не грусти, не вешай носа,
Не бросайся вниз с утеса,
Не досадуй, не сдавайся,
Улыбайся… Улыбайся.

А наш герой не возражал,
Решив, на все господня воля,
И сам себя в плену держал
До слез знакомого Скипхоля.
И тщась, отчаянно крутя,
Разгладить Мёбиуса ленту,
Рукой сквозь пелену дождя
Махнул ночному континенту.

Люби до слез la France, la Patrie,
Бредя по полю в утренней прохладе,
(Как в юности с вокзала в Ленинграде),
В аэропорте Сент-Экзюпери.

Не в призрачном тумане, так во сне хоть
Наискосок от дома углового,
Где на излете сумрака ночного
Мосты сомкнутся над водами снова.
Как хорошо, что я смогу приехать.

Не все ль равно, в каком аэропорту
Глазеть в окно, как белые гиганты
Со стрелкой красной дельты на борту
Снуют от Вашингтона до Атланты.

Ну что ж, мой друг, подъем, пора,
Уже покоя сердце просит.
И самолет в туман уносит
Больную душу школяра.