Кай Майер - Время библиомантов. Противостояние

– Академия больше не…

– Академия, – перебила она, – не виновата в том, что наше семейство оказалось вне игры. Что к нашему мнению больше не прислушиваются и за нашей спиной над нами потешаются, ответственность за это несёшь ты да твой непутёвый папаша, мир его праху! – Коротко переведя дух, она добавила: – Без сомнения, и я внесла сюда свою лепту, поскольку так долго любовалась на это в бездействии.

Рашель прислушалась. Конечно, всякий знал, что Академией испокон веков управляли мужчины, патриархи трёх семейств. Женщин в Совет не допускали, и Рашель предполагала, что лишь немногим особам женского пола вообще довелось увидеть Санктуарий изнутри. Горечь в голосе бабушки выдавала, что Рашель была не первая, кого подобная несправедливость наводит на размышления. Казалось, сегодня, менее чем когда бы то ни было, мир библиомантики шёл в ногу со временем, устаревший и запылившийся, как этот салон, застывший в регламентах, письменно закреплённых много лет назад.

Протест девятнадцатилетней Рашель против такой несправедливости был вполне объясним, но то, что бабушка рассуждает точно так же, вызвало её безграничное удивление. Девушка обратила взор на брата, в полном спокойствии уплетавшего свой стейк и наливавшего себе воды. С блеском в глазах он предложил налить и ей, но она поспешно прикрыла свой стакан ладонью. Она многое отдала бы за то, чтобы узнать, что было у него сейчас на уме.

В дверь столовой постучали.

– Что такое? – вскипел барон, явно учуявший возможность выместить свою злость на постороннем. – Мы принимаем пищу, чёрт вас побери!

«Только не я», – подумала Рашель, хотя у неё урчало в животе от голода.

Старая баронесса брякнула тростью о край стола.

– Войдите!

Высокая дверь качнулась, и в комнату вошёл экслибр, не старше Фейта и Рашели. Темноволосый кудрявый молодой человек поклонился сначала пожилой женщине, а после – и барону. Чтец и камердинер баронессы Джеймс в те дни, когда давал о себе знать её возраст, выступал также в роли сиделки.

– Всемилостивейше прошу меня простить… – начал он. Но Фейт перебил его. Ещё до того, как он раскрыл рот, Рашель знала, что сейчас будет.

– Когда ты научишься кланяться и нам с сестрой?

Джеймс бросил взгляд в сторону баронессы, в ответ коротко ему кивнувшей. После этого он отвесил поклон центру стола, в точности середине между Фейтом и Рашелью.

– Вот так-то лучше, – сказал Фейт удовлетворённо, упуская из внимания тот факт, что, строго говоря, Джеймс кланялся блюду с цветной капустой.

Рашель прокомментировала это шутливой улыбкой:

– Добрый вечер, Джеймс.

Экслибр вызывал у неё симпатию, пусть даже она никогда не решится высказать это в присутствии своей семейки. Боковым зрением она приметила, что бабка наблюдает за ней. На расстоянии нескольких шагов баронесса выглядела неплохо, возможно, даже лучше, чем пыталась казаться. Иногда Рашель ловила себя на мысли, что на лице пожилой женщины, возможно, отразились события, которые нагоняли на неё страх. Тепла от баронессы она не знала, но и открытого неприятия – тоже. И всё же у Рашели пробегал мороз по коже, стоило ей оказаться в центре внимания Констанции.

Джеймс, среднего роста и несколько неловкий, шатен с непослушными кудрями, постоянно выбивающимися из узла на затылке, как и многие экслибры, не имел характерных черт, но его лицо, не отличаясь особенной миловидностью, всё же излучало любезность. На первой встрече, три года назад, Рашель приметила искры ума в его глазах. Она спрашивала себя подчас, не слишком ли уж старательно он скрывает умственные способности от других? Её бабушка была наверняка в курсе этого и именно потому так высоко его ценила. Отец Рашели и её брат обращались с ним как с дураком лакеем, и только Рашель раскусила Джеймса. Он вызывал у неё восхищение, хотя одновременно с этим она догадывалась, что с ним надо держаться настороже. Он носил белую рубашку и светлые штаны. Джинсы в доме не разрешались – этого запрета придерживались и Фейт с Рашелью, считая необходимым даже в мелочах выделяться вне имения на фоне плебса. От обычного мира дом был строго отделён, и границы его иной раз казались Рашель более непреодолимыми, чем границы убежищ.

– Простите, что помешал, – снова начал Джеймс, на этот раз адресуя свои слова к баронессе, – явилась Ливия Кантос.

Глаза Фейта, казалось, заволокли тени.

– Без доклада, – он подозрительно взглянул на отца, – не так ли?

– Меня она не предупреждала, – отвечал барон. Он перевёл взгляд на пожилую женщину, но та тоже покачала головой.

– Они даже не находят для себя нужным придерживаться элементарных правил вежливости, – процедила она с презрением. – Врываются без предупреждения! Несомненно, чтобы сообщить о постановлении, в который раз принятом без нашего участия.

Отец Рашели отложил в сторону салфетку и поднялся из-за стола. Несмотря на все его потуги, присутствующие отлично знали, что посещение ведьмы Кантосихи ему льстило. Рыжеволосая, на десять лет старше Рашели, Ливия была достаточно хороша собой, чтобы даже своим врагам вскружить голову. Поговаривают, здесь не обошлось без библиомантики, одной из тех перманентных иллюзий, какие уже несколько лет были в ходу.

Ещё девочкой Ливия отличалась чрезвычайной привлекательностью, но, с тех пор как она сделалась официальным уполномоченным Академии, она свою внешность ещё более усовершенствовала. Не укрылось это и от барона. Тем не менее в присутствии Ливии он с завидным постоянством преображался в заикающегося идиота, позволявшего командовать собой как школьником.

– Я… я сейчас к ней выйду, – засуетился он и хотел было бежать к двери.

Но баронесса подняла руку:

– Фридрих, подожди! – Она повернулась к Джеймсу: – Проси её сюда. Мы все хотим услышать, что юная дама нам доложит.

Сын не успел возразить матери, как молодой человек уже покинул столовую. Барон молча поправил свой воротничок и стал дожидаться посетительницы вместе с остальными.

Фейт откинулся на стуле и скрестил на груди руки. Его высокомерие было напускным: Рашель ощущала кипевший в нём гнев. У неё тоже вызывало отвращение, что Кантосы, пренебрегая всяким этикетом, открывали двери в поместье Химмелей так, словно были у себя дома. Но, в отличие от Фейта, ей удавалось держаться отстранённо. В данном случае речь шла не о ней с братом и даже не об их отце.

Ливия Кантос вошла в салон:

– Всем привет, – сказала она спокойно и лаконично, с достоинством женщины, осознающей, какое впечатление она производит на окружающих. – Надеюсь, я не слишком помешала трапезе?

Конечно, помешала, и она это отлично знала. Рашель поспорила бы на что угодно: час своего посещения Ливия выбрала, рассчитывая именно на такое стечение обстоятельств. Это только подтверждало давние подозрения Фейта: Кантосы были в курсе распорядка дня и обычаев имения Химмелей. Какое-то время Фейт даже думал, что это Джеймс подбрасывает сведения их противникам. Рашель же, напротив, никогда в это не верила. Фейт терпеть не мог экслибра, но шпионом тот наверняка не был.