Кай Майер - Время библиомантов. Начало пути

– Он нас заметил, – сказал Пип.

– Конечно. Именно поэтому он и затеял весь этот спектакль.

Сандерленд действительно бросил взгляд из-под козырька наверх, на окно, слегка поклонился и исчез под поднятой крышкой багажника.

Пять лет назад отец Фурии дал объявление в местную газету о том, что ищет водителя. Сначала большинство поездок совершал Вэкфорд, но однажды вечером в самом центре Уинчкомба его задержала полиция – практически в полёте, – с такой сумасшедшей скоростью неслась его машина. Полиция забрала у Вэкфорда водительские права, оставив ему не слишком много шансов получить их обратно.

На объявление Тиберия откликнулись трое, и Сандерленд был единственным, кто приехал на собственном автомобиле. Этот «роллс-ройс» ещё долго удивлял окрестных фермеров, которые неустанно посылали отцу счета, и те безнадёжно складывались в штабеля на его письменном столе. Тот, кто ездит на такой машине, рано или поздно всё-таки оплатит свои долги. Сандерленд согласился работать за небольшое жалованье и самостоятельно содержать автомобиль, а за это Тиберий предоставил ему кров и еду. Отцу Фурии понадобилось некоторое время, прежде чем он убедился, что его водитель не является агентом Академии – библиомантом он не был, это очевидно. Постепенно Тиберий понял, что Сандерленду можно доверять.

Водитель поселился в сторожке у ворот резиденции. Он не гнушался никакой работой, например сегодня целый день перетаскивал старинную мебель, чтобы на следующее утро выставить её на улицу и продать. Если, конечно, кто-то проедет по этой пустынной просёлочной дороге, пролегающей через долину.

– Вот! – крикнул Пип. – Снова начинается!

Из открытого багажника дорогого автомобиля на гравийную дорожку падал свет. Тень водителя таинственно растягивалась от входной двери до кустов, словно привидение.

Прежде чем приступить к работе у Ферфаксов, Сандерленд выдвинул одно-единственное, но довольно странное условие – никому не разрешалось открывать багажник его автомобиля.

Покупки и крупные предметы перевозились исключительно на заднем сиденье «роллс-ройса». Если кто и открывал крышку багажника, так только сам Сандерленд. Он утверждал, что там внутри – особенный мир, бесконечный космос, удивительный и опасный.

Какие же, интересно, опасности могли там таиться?

Фурия считала его рассказы глупой выдумкой, но даже её отец смирился с таким ограничением и смущённо улыбался каждый раз, когда речь заходила о багажнике. Тиберий Ферфакс беспрекословно терпел причуды своего водителя. Сандерленд был непоколебим.

Иногда он всё же приоткрывал перед детьми свою миниатюрную вселенную.

Фурия, стараясь не показаться слишком уж любопытной, спросила:

– И сколько времени он уже этим занят?

– Пару минут, – сказал Пип.

Сандерленд отошёл от автомобиля на несколько шагов и скрестил руки на груди. В луче света, бившего из багажника, возникла белая фигура в костюме космонавта, который держал в руке верёвку, привязанную к ошейнику слона. Фурия отдала бы что угодно, лишь бы узнать, как именно этот зверь уместился в багажнике «роллс-ройса». Космонавт и слон ровным шагом удалились, оставляя в воздухе шлейф из серебряной пыли. Пип восторженно захлопал в ладоши, а Фурия вздохнула и отошла от окна.

– Ух ты! – закричал Пип. – Это было замечательно!

– Но это всего лишь глупая иллюзия.

Ну сколько можно объяснять ему, что к чему? С таким же успехом она могла бы поговорить со стенкой.

– Это просто фокус, как с кроликом, которого достают из шляпы. Некоторые пользуются шляпами, а Сандерленд – своим багажником.

Пип смерил сестру презрительным взглядом. Было совершенно ясно: с её мнением он не согласен. Целая вселенная! – читалось в его восторженном взгляде. Пип снова уставился в окно: там космонавт как раз заводил слона в ближайший лес. Как и всегда, найти какие-нибудь следы чудес Сандерленда потом будет невозможно. У Фурии имелась своя теория по поводу причудливых спектаклей: возможно, Сандерленд использовал проектор, скрытно установленный в багажнике.

Одно было совершенно точно: книги здесь были ни при чём, иначе её отец, а возможно, и сама Фурия, давно бы это почувствовали. Сандерленд ни капельки не владел библиомантикой, но зато он был отменным фокусником. Его чудачества уже перестали изумлять обитателей резиденции. Единственным, кого представления водителя продолжали восхищать и удивлять, словно он видел их впервые, был Пип. Такое вот странное противоречие: угрюмый Сандерленд, который и улыбался-то редко, не говоря уже о том, чтобы выражать восхищение или радость, отлично знал, как сделать счастливыми других. Почему-то с первого же дня он полюбил Пипа и каждый раз старался уделить ему внимание, а вот с Фурией водитель держался хоть и вежливо, но довольно скованно.

Она поймала себя на том, что тоже провожает взглядом шлейф из серебристых пылинок. Те падали на землю и растекались блестящими потоками. Сандерленд повернулся к окну и снова поклонился, затем захлопнул крышку багажника, сел за руль и повёл свой «роллс-ройс» на задний двор – там располагалась парковка. Именно так и заканчивались каждый раз эти странные представления, будто бы ничего удивительного и не произошло.

– Ну-ка марш в кровать! – Фурия спрыгнула со стола, и вдруг резкая боль пронзила её коленку, словно иглой.

Пип продолжал всматриваться в ночь. На горизонте занималась заря.

– До этого были рыцарь с копьём и лошадь, – сказал он, когда Фурия нежно, но настойчиво оторвала его от окна. – И огромная летучая мышь.

– Ты боишься клоунов, а летучих мышей – нет? – Она пристально поглядела на брата и покачала головой: – Пип Ферфакс, ты окончательно сошёл с ума!

Его клоунский рот, обведённый белилами, растянулся в слабой улыбке, потом Пип серьёзно кивнул:

– Я знаю.

– Пойдём-ка спать. Завтра утром у нас уроки, Теофил будет здесь уже в семь часов.

Частный учитель наведывался в их долину из Челтенхема четыре раза в неделю. Он приезжал на своём дребезжащем «форде», который удостоился лишь презрительной гримасы Сандерленда, когда тот впервые обнаружил его на парковке.

– Нет никого похожего на нас. – Пип всё ещё стоял у письменного стола, затем его взгляд упал на стопку книг перед кроватью Фурии. – Даже герои романов и те другие.

– Мы – род Розенкрейцев, – сказала Фурия. – Вернее, то, что от него осталось. И мы не смогли бы стать похожими на остальных, даже если бы старались изо всех сил.

– Мне бы так хотелось быть простым мальчишкой из ближайшего городка вроде Стенвея или Уинчкомба!

– Тогда нам пришлось бы тоже ходить в школу, и в церковь, и в разные кружки. А по выходным подстригать газон перед домом.