Кай Майер - Время библиомантов. Начало пути

– Кстати, рассказывала ли я вам, – спросила госпожа Антиква будничным тоном, – как я свергла своего деда, который был главой рода Антиква?

Интрига откинулась на спинку кресла.

– Да, я знаю об этом, но с величайшим удовольствием услышала бы эту историю из ваших уст.

И тогда госпожа Антиква начала рассказывать свою историю, нещадно приукрашивая её и перекручивая правду до неузнаваемости. Она закончила своё повествование на том, как захватила власть над домом Антиква, а злодея, который долгие годы терзал её семью, задушила собственными руками. При этом госпожа Антиква заметила, как в глазах собеседницы засверкал огонь фанатизма, и удовлетворённо улыбнулась. Да, Интрига будет ей подчиняться, в этом она убеждена. Эта молодая женщина добудет то, что ей нужно.

Поэтому, прощаясь, она позволила себе подарить собеседнице каплю материнского тепла – расчётливо, как и всё, что она делала, госпожа Антиква заключила Интригу в объятия и доверительно прижала её к себе.

Когда убийца со своими кавалерами покидала «Атенео Гранд Сплендид», госпожа Антиква стояла на краю галереи, словно капитан флотилии на мостике своего флагманского корабля, и, опёршись руками на перила, уверенно смотрела в будущее.

Фурия постучала в дверь кабинета.

Лишь с третьего раза она удостоилась ответа.

– Заходи же! – крикнул Тиберий Ферфакс.

Войдя в кабинет, девочка закрыла за собой дверь и поглядела на широкую спину отца. Он сидел в другом конце комнаты, склонившись над письменным столом, и писал седьмой том «Руководства Хансарта по достижению безмятежного сна».

– Я принесла тебе лёд, – сказала Фурия.

– Положи его где-нибудь.

Их фамилия была вовсе не Хансарт, и Тиберий вовсе не обладал какими-то новыми познаниями в области спокойного сна. Но в кабинете своего кумира Чарлза Диккенса он обнаружил потайную дверь, которая для маскировки была заклеена обложками книг; среди них были и обложки девятнадцати томов «Введения в безмятежный сон» некоего господина Хансарта. Поскольку ни автора, ни его книг никогда не существовало, Тиберий Ферфакс ещё несколько лет назад решил, что должен собственноручно написать это легендарное произведение.

Шесть томов уже стояли на полке, драгоценные единственные экземпляры в переплётах из натуральной кожи с позолоченными буквами.

Как бы плохо ни шли финансовые дела Ферфаксов, «Руководство Хансарта» должно было выглядеть наилучшим образом. Над седьмым томом Тиберий работал уже несколько месяцев, проводя бессонные ночи в раздумьях над спокойным сном. Лишь изредка на передний план выходили другие задачи.

Тогда ему помогала Фурия, используя невидимые чернила.

Сейчас она выискивала свободное место, чтобы поставить миску со льдом, но все столы и полки были завалены книгами. Девочке не хотелось рисковать, чтобы ненароком не уронить какую-нибудь стопку. Наконец она подошла к письменному столу Тиберия, беспомощно оглядела царивший там беспорядок и решительно поставила миску прямо на паркет.

– Что случилось? – спросила она.

Тиберий как раз записывал длинное сложноподчинённое предложение, которое уже расползлось на половину страницы.

– Погоди секунду.

Пожав плечами, девочка пошла к камину. Огонь в нём не горел, а стопки книг, громоздившиеся на полу, придвинулись к нему уже почти вплотную.

Среди книг, которые возвышались прямо на каминной полке, стояла стеклянная банка. В ней находилось несколько необработанных кусков цветного вулканического камня: некоторые были серыми, другие светло-розовыми, попадались и почти рыжие. Банка не была покрыта пылью, потому что отец часто открывал её, задумчиво брал какой-нибудь из камней и сжимал в руке. Он получил эту банку более тридцати лет назад, во время войны с ночными беглецами. Камни с поля боя, на котором полегло так много библиомантов. Их образы до сих пор являлись ему в кошмарных снах. Даже в удачные дни Тиберий порой забывал, что хотел сказать, и глаза его в тот миг заволакивала пелена болезненных воспоминаний.

– Итак… – произнёс за её спиной отец и отодвинул стул.

Когда Фурия обернулась, он делал повороты влево-вправо, пытаясь выпрямить спину.

– Чёрт бы побрал эту поясницу! – тихо застонал Тиберий.

Она знала, что дело не просто в пояснице, – давали знать о себе старые ранения, которые он получил на войне. Прежде чем повернуться к Фурии, отец приподнял чёрную повязку и тщательно протёр глаз. Лишь после того как повязка вернулась на место, он поглядел на Фурию и улыбнулся.

– Ты выглядишь уставшим, – сказала она.

– Книга не сама собой пишется.

– Бывает, что и пишется, тебе стоит лишь захотеть.

– Цель и смысл моей работы заключается как раз в том, чтобы составить это руководство самостоятельно. С помощью библиомантики с такой задачей может справиться любой ребёнок.

На лице Фурии появиллось разочарование, тогда Тиберий встал, подошёл к дочери и положил руки ей на плечи.

– Твоя сердечная книга найдёт тебя, даже не сомневайся.

Его собственная книга хранилась в специальном кожаном футляре, который он носил на поясе, – из него выглядывал маленький томик, всего в палец толщиной. Не все библиоманты носили свои сердечные книги с собой, но Тиберий не расставался со своей ни на миг, чтобы в любой момент защитить семью, если агенты Академии нападут на её след.

Фурия постучала по кожаному футляру пальцем.

– Когда ты был в моём возрасте, у тебя давно уже…

– Я был ранней пташкой, – перебил Тиберий. – Некоторым приходится ждать до девятнадцати-двадцати лет, а бывает, что и того больше.

– Двадцать лет! – Фурия глубоко вздохнула.

– Но с такой же вероятностью это может случиться и завтра. – Он улыбнулся. – Или даже сегодня ночью.

Девочка заметила блеск в его левом глазу и от всей души пожелала увидеть эти искры не только во время разговора о книгах или библиомантике. Возможно, сейчас Фурия слишком волновалась и несправедливо винила отца, но ей казалось, что, не будь в ней задатков библиоманта, Тиберий любил бы её гораздо меньше. «Примерно, как Пипа», – думала иногда Фурия. Можно ли иначе объяснить поведение их отца, который лишь наблюдал за тем, как его сын всё глубже погружается в свои страхи, прибегая к глупому клоунскому гриму в качестве защиты?

– Сегодня ночью? – повторила она.

Довольная улыбка озарила его лицо. Однако она не могла скрыть следы усталости – Тиберий выглядел старым, действительно старым, хотя и слегка оживлённым.

Ему было шестьдесят, молодым назвать его было трудно. Иногда отец казался Фурии невероятно хрупким, невзирая на то, что был почти такого же крупного телосложения, как Сандерленд, и в его седине и широких плечах чувствовалась какая-то неуловимая дерзость. Повязка на правом глазу и бородка, а также огромные ладони усиливали это впечатление. Перьевая ручка, длинная, как стручок спаржи, была сделана для него на заказ. Как и у всех опытных библиомантов, его кожа давно утратила запах тела – и кожа, и густые вьющиеся волосы пахли книгами.