Игорь Ташин - Колыбель за дверью

– Через четыре, – прошептал Максим. – Всего четыре дня…

Он осознал, наконец, что видит её последние часы. А дальше мир продолжит своё существование: также будут развозить хлеб по булочным, убирать город, брать фильмы в прокате, но всё это будет уже без Наташи. Без её трогательного акцента и той «промежуточной» по звучанию буквы между «Э» и «Е», когда она произносит его отчество – «АндрЕЭевич». Не будет её улыбки, и глаз, и мягкого участия во всех его делах. Не будут они пить чай вместе… Не будет больше Наташи… А что же останется?.. Наверное, что-то останется. Он разберётся. Потом.

– Ты даже проводить меня не можешь, Максим. Будут провожать эти , – последнее слово она словно плюнула с брезгливостью и отвращением – Картузову стало стыдно за свои мысли. Она такое вынесла, а он…

– Жаль, что не смогу проводить, мне бы хотелось, – он костенел внутри; как-то вдруг, внезапно, упало на него небо, прижало – он лежал под ним не пытаясь выбраться, сознавая всё более ясно катастрофу – «Наташи не будет!».

– Ты можешь только со стороны глянуть, но зачем? Того бандита, нет в городе, тебя не узнают. Но будет только больнее, Максим.

– Если ты разрешишь, я всё же провожу,.. со стороны. Ещё раз увидеть тебя, не может быть лишним.

Наташа замолчала. Взяла его руку в свою и тихо сидела, думая о чём то потаённом, а Максим сидел рядом, молча, не тревожа её вопросами и не отнимая руки… Он начинал прощаться.

Звякнул колокольчик – пришла постоянная клиентка. Картузову пришлось встать, отняв у Наташи руку, говорить о чём то, советовать. А женщина, как на грех, была в настроении поболтать. Всё зыркала глазами, то на Максима, то на красивую девушку, сидящую в стороне за столиком, всё не могла выбрать фильм. Наконец, когда терпение Картузова практически исчерпало себя, она взяла кассету и пошла восвояси.

Наташа за это время пришла к какому-то решению. Она встрепенулась, улыбнулась виновато Максиму:

– Я расстроила тебя, да? Но как нам быть, я выхода не вижу. Я даже не знаю, Максим, что между нами? Ты такой молчун.

Картузов взглянул на Наташу внимательно, покачал головой:

– Знаешь, всё ты знаешь, Наташа. Но какая разница, если мы расстаёмся, – он пожал плечами. – Коль скоро тебе будет легче, то знай, я тебя,.. – он неожиданно запнулся – понял, что не должен говорить Наташе ничего о своих чувствах, напротив, нужно убедить, что он – просто её друг, принявший участие в её судьбе. К чему девушке лишняя тревога и больные воспоминания? – Я тебя очень ценю, Наташа, – выдавил Картузов, люто ненавидя себя за это. Наташа даже спину выпрямила от возмущения.

– Ценишь?! Ты меня – ценишь?! Это как, Максим?!

– Ты мой самый дорогой и близкий человек, у меня ведь не осталось никого, ты знаешь, – продолжал мямлить Картузов.

– Максим, зачем ты так со мной, а Максим? – Наташа чуть не плакала. – Ты себя умным – благородным считаешь, а меня дурой набитой, да? Я не понимаю разве, зачем ты мне эту… – она сдержалась и заменив слово, готовое сорваться с языка, продолжила, – … эту ерунду сейчас в уши мои льёшь, да? Хочешь, чтобы я думала, ты равнодушен ко мне? Так ты хочешь, да? Полагаешь, мне легче будет?.. Как тебе не стыдно, мужчина? Ты у меня спросил, что я хочу, нет?

– Я люблю тебя, Наташа, – прямо глядя ей в глаза, неожиданно произнёс Картузов. – Люблю больше самой любви. Ты – единственная женщина в жизни моей, заставившая понять, как это… И действительно мне дорога и близка как никто в мире. Но нам не быть вместе, а значит…

Максим замолчал, продолжая смотреть в её глаза. А глаза, морозившие минуту назад льдом возмущения, теплели и теплели, лёд таял, и на глазах появилась влага.

– Я тоже люблю тебя, Максим Андреевич, – ещё сердито, сказала Наташа. А потом подошла к нему, обняла и поцеловала – долго-долго, не отнимая губ.

– Кхм-кхм, прошу прощения, – донеслось за стойку из зала для посетителей.

Как прозвонил колокольчик, они не слышали, а голос продолжал:

– Я прошу прощения, молодые люди, неловко навязывать своё общество в столь тонкой ситуации, но у меня оправдание – было открыто.

Наташа не отпрянула испуганно, а неохотно, с истомой, оторвалась от губ Максима, оправила волосы и улыбнулась пожилому мужчине лет шестидесяти, взиравшему на них весёлыми глазами. Улыбка её была настолько искренней и счастливой, а где-то даже озорной, что тот немного смутился.

– Здравствуйте, рады видеть вас в нашем прокате, неожиданно приветствовала Наташа, умышленно усилив свой завораживающий акцент. – Вы посмотреть, что желали? Уже фильм выбрали, нет?

– Здравствуйте, Радомир Карлович, – приветствовал мужчину Картузов. – Давно не заглядывали, что так?

– О, Радомир? – восхитилась Наташа. – Очень редкое имя. Радомир, это можно говорить Райя, да?

– Можно, – улыбаясь, подтвердил мужчина. – А вас как величать?

– Меня зовут Наталья Сергеевна, – церемонно резвясь, отвечала Наташа. – Но для мужчины с таким редким именем, можно просто Наташа.

– А меня тогда называйте просто Райя, – поддержал игру Радомир.

– Так вы, что посмотреть желали, Райя?

Картузов махнул рукой, присел за столик и начал поглощать самое большое пирожное, запивая чаем и получая несказанное удовольствие от театра двух актёров для одного зрителя.

– Понимаете ли, Наташенька…

– Наташа, да? – спокойно поправила красавица.

– Понимаете, Наташа, давно ищу фильм определённого содержания, но не выходит найти. Может, случиться, вы поможете?

– Случиться в этом мире может, всё, что угодно. Не всему нужно верить, – загадочно отвечала Наташа и добавила, допытываясь, уже с интересом. – А о чём должен быть фильм?

– Вы замечательно поставили акцент – именно должен, – обрадовался Радомир. – Фильм должен быть о раковом больном, который идёт к врачу и врач легко и просто лечит его, поскольку в этом фильме рак вылечить не тяжелее, чем простуду.

Наташа, несколько озадаченно, слегка по-птичьи наклонив голову набок, глядела на мужчину, пытаясь понять его чуднОе желание.

– Странный вы человек, Райя. Ищете фильм, заранее зная его содержание и финал. Что могу посоветовать вам я, – немного подумав, вывела резюме Наташа. – Рак, как простуду, нигде не лечат, только в будущем. Вот там, вы и должны искать такую медицину. Может быть, «Звёздные войны», да?

– Шутите, Наташа? – беззлобно спросил мужчина. – Нет, «Звёздные войны» не подходят: все эти звездолёты, бластеры, роботы… Ой, какая замечательная скульптура у вас стоит на столе, – восхитился он, заметив Дон Кихота, так и не убранного в коробку. – Вы позволите взглянуть? Очень похоже на работы Лансере. Понимаю, этого не может быть, но похоже. Возможно, по его формам фабрика Грачёва или Сазикова? Или Каслинское литьё? Такая замечательная статуэтка очень дорого стоит, знаете? В Европе, к примеру, это может стоить до 30 тысяч долларов, если это 19 век и достаточно известный мастер… Вы позволите?..