Галина Шестакова - Нехорошая квартира

А по пути рассказывал, как к нему, совсем умирающему, в землянку зашёл Евсей Иванович, вы́ходил. И только через много лет, Тюша узнал, с кем он подружился.

– А сюда как попал?

– В подземелья? Ушёл, за Полозом.

Во время обеда Тюша долго ворчал, про то, как опасно теряться в подземельях. И постановил, осмотрев мои боевые раны, что пару дней надо отлежаться и залечить мои увечья. Я, воспользовавшись своей немощью, стала приставать к нему с расспросами про жителей, осторожно выведывая, про тот поворот в прошлое. Но не сознавалась, что я туда попала.

– Пропадают люди в подземельях? – аккуратно я начала расспросы.

– Конечно, – пожал плечами Тюша. – Могут заблудиться и умереть с голоду. А могут встретиться с кем не надо. Полно опасностей. Могут испугаться и в панике разбиться, утонуть и уйти в неведомое.

– Это куда?

– Есть там места такие, – нехотя стал рассказывать Тюша, – помнишь, проходили злое место.

Я кивнула, широко раскрыв глаза.

–Там капище. Чёрное место. Если туда кто забредёт, обратно не возвращается. Ты ж, наверняка, почувствовала, когда проходили?

– Да меня так с испуга трясло, что непонятно отчего. От злого места, или просто оттого, что в подвал попала.

– Ну да, – усмехнулся Тюша. – Глаза у тебя были с блюдце.

– А ты был там?

– Нет. Силы моей нет справиться с этим. Только Полозу под силу, – Тюша вздохнул, – надеюсь. Но, ты на рожон не лезь, и оно тебя не тронет.

– А привидения? – решила уточнить я. Привидения это страшно.

– Это не зло. Болтаются души, тебе не мешают. Иди мимо.

– А ещё, кто? Ты говорил, что с людьми всегда договориться можно. А с кем нельзя?

– Много с кем, – Тюша задумался. – Всякой нежити в подземельях полно́. От самой безобидной – одичавших служебных духов до самой страшной. – И предвидя мой вопрос, Тюша стал разъяснять. – Служебные, это те, кто раньше при человеке был – домовые, овинные, банники. Много деревень заброшенных, а духи, дичают потихоньку. Раньше ведь как, переехал в новый дом и домового с собой забрал, и банника, и овинника, за хозяйством догляд нужен. А сейчас, собрали пожитки и всё. А тех, кто ещё окромя хозяев в доме жил, бросили. Вот и остаются, над развалинами горевать. А кто, совсем дичает, сюда сбиваются. И не всегда доброжелательными бывают. Поэтому, – Тюша серьёзно посмотрел на меня, – осторожно себя с ними веди. Покажу потом. А ещё всякой злобной нечисти полно́. Мороки, волколаки, двуедушники, заложные покойники, ичетники. А ещё, редко, но сиртя, бывает, забредает в наши пещеры, тоже не самые доброжелательные создания.

– Стой Тюша! – я от такого обилия информации, схватилась за голову. – Кто все эти создания?

– Покажу, – Тюша встал из-за стола, и строго посмотрел на меня. – Недосуг мне сейчас, идти надо. Ты за хозяйку остаёшься. Ежели Евсей Иваныч пожалуют – будь добра прими, как гостя дорогого. Сегодня не вернусь, далеко иду.

– А Евсей Иванович, он кто? – напрямую спросила я, чтобы проверить, что мне сказал Подарочек.

– Дак ить, Полоз это. Не признала? – просто сказал Тюша.

– Полоз, – протянула я. – Значит, он и человеком, быть может, и этакой махиной.

– Да, – Тюша строго посмотрел на меня. – В подземелье не ходи. Поняла?

Я утвердительно кивнула, но решила, что потом, обязательно схожу, поищу, давешнего Тюшу.

Выждав пару часов после ухода Тюши, я замотала обе ладони, на всякий случай, натянула шубейку и вышла из тёплого дома. Мне хотелось разобраться с этими поворотами в прошлое и безвременье, как их назвал Подарочек. Если я сейчас нахожусь в Безвременье, я смогу, так, гипотетически, вернуться к себе домой, в своё время, где жила? Или я навсегда, как Тюша и Модерах застряла здесь? Если, встреченный мной Тюша, выглядел 250 лет назад, и сейчас практически одинаково, значит ли это, что я тоже законсервируюсь в своём, сегодняшнем возрасте. Было бы неплохо. Я ещё не решила для себя, хочу ли я остаться здесь, или вернуться домой, наверх.

Размышляя на ходу, я пыталась найти, тот поворот, где я попала в прошлое. Там, конечно, будет удобнее передвигаться кошкой, чтобы обезопасить себя от пристального внимания бородатых лихих людей. За ближайшим поворотом я услышала голоса. Остановилась, стараясь определить, кто там за поворотом. По разговору, на бородатых разбойников не походило. Было несколько человек, кто-то, очень важный, и несколько сопровождающих. Один, сильно лебезил, указывая дорогу.

– Извольте, батюшка, Карл Фёдорович, извольте ножку сюда поставить! Не споткнитесь!

– Ах, перестань! – недовольно ответил мужчина. – Сказывай, в чём нужда.

– Так, вот, Владыко-то наш, приболел. Неприятность, Карл Фёдорович!

– Значит, как я с ревизией пришёл, так Владыко, приболеть изволил? – насмешливо ответил Карл Фёдорович.

– Бездеятельность обнаружилась в деле постройки помещения для семинарии. Дело, руководимое неумелой и ленивой рукой прежнего епископа, затянулось не можно как! – блеял в ответ Карлу Фёдоровичу голос.

Не решившись выглянуть, я опустилась на пол, и, обратившись кошкой, тихо вышла в ход, где беседовал, как оказалось – Модерах. Опираясь на трость, он важно смотрел на мелкого церковного служку, который, сгибаясь в три погибели, оправдывался перед ним. За Модерахом толпились важные сановники, перешёптывались, осуждающе глядя, на сгорбленную фигуру с жиденькой бородкой.

– Не можно терпеть небрежение Владыки! – громогласно сказал Карл Фёдорович. – Сколь церквей устроены тщанием и коштом граждан губернии? Сколь я писал меценатам, заводчикам об устройстве здания? И как Владыко отплатил? Времени нет беседовать со мной?

– Не гневайся, почтеннейший Карл Фёдорович! – в подземелье вошёл бледный, в чёрной рясе высокий священник. – Приболел я.

– Что ж вы Владыко, коли болезный, тревожишься? – смягчился Модерах. – Не дело, вы, конечно, надумали ходы под городом копать, без дозволения землеустроителей. И дорогу обрушили, рядом с семинарией. – Уже совсем спокойно закончил свою речь Карл Фёдорович.

– Ревностнейшим в общем деле помощником, ты Карл Фёдорович являешься. Молюсь о тебе, как о добром сотоварище и споспешнике, в божьем деле.

– Ладно, ладно, Владыко, – Карл Фёдорович обеспокоенно посмотрел на него. – Укреплять своды нужно. Отряжу я тебе инженеров в помощники. Но, другой раз, не копай на свой страх. Зыбкие почвы в городе.

Раскланявшись и ещё бормоча про «истинную признательность и душевную преданность» друг к другу Модерах и церковники ушли. Я ещё посидела, в раздумьях. Видимо, я попала в прошлое, но вот интересно, в тот же год или промахнулась? И как-то можно планировать в какой год я попаду, завернув в очередной тоннель? Пока я рассуждала, в тоннеле опять началось движение. Держа перед собой большой деревянный фонарь со свечой внутри, по подземелью неуверенно шаркал священник. Он бормотал молитвы, и обеспокоенно смотрел по сторонам. Не нравилось ему подземелье, он водил фонарём из стороны в сторону, пытаясь осветить как можно больше.