Борис Виноградов - Последняя седмица. Откровения позднего агностика

Сам он брал от жизни все, что дают благодарные клиенты, – коньяк, водку, соленые грибы, домашнюю колбасу, сушеную воблу, конфеты и слыл большим жизнелюбом. Не отказывался от приглашений и угощений, если мы звали его на кружку пива в небольшой подпольный бар «Опять по пятницам», где народ отводил душу, ругая власть и чиновничьи порядки. Там между первой и второй Степаныч был особенно болтлив, неумолчно с важным видом читая мораль и рассуждая о пользе воздержания, умеренности в желаниях, скромности в быту, человеколюбии и прочих ветхозаветных сентенциях – не кради, не лги, не прелюбодействуй… Потому что, видите ли, здоровье не купишь. Так-то оно так, кивали мы в ответ, стараясь не перечить нашему испытанному наставнику, моралисту и благодетелю.

– А что, не так? – ловил на лету эстафету внезапного здравомыслия Вячеслав Васильевич, преподаватель математики в Технологическом университете и мой сосед по лестничной клетке. – Земский врач и приходской священник испокон веку слыли на Руси большими авторитетами, носителями высшего разума, честью и совестью нашей эпохи.

От таких слов Степаныч рдел еще больше, заводился, и его уж было не остановить. Имея квартиру в кооперативном доме, он, кроме всего прочего, на общественных началах вел среди нас, жителей Преображенки, активную просветительскую работу – читал лекции в библиотеке им. Шолохова, нахваливая и рекламируя здоровый образ жизни. И даже по инициативе начальника местной управы был награжден медалью «ЖОЗ», что в расшифровке означало «Жизни здоровый образ».

Газету с таким названием бесплатно совали в почтовый ящик, редакция души в нем не чаяла и охотно предоставляла свои страницы формата А-4 для его мудрых советов, «ума холодных наблюдений и сердца горестных замет». Одно время он даже вел рубрику «Будем здоровы», пока районная комиссия не обвинила его в пропаганде алкоголизма.

Чиновники у нас любили изъясняться высоким штилем, стараясь придать невнятной устной и особенно письменной речи, набитой до отказа словами-паразитами и канцеляризмами, как можно более пафосный, возвышенный характер. Отчего у просителя возникало ощущение, что он слушает не какую-то скучную инструкцию по ЖКХ, а патетическую сонату Бетховена или Чайковского. Неизвестно, кто внушил им, что с народом надо общаться именно таким манером, но больше всех в этом деле преуспел сам начальник. Когда он выходил в народ, то говорил исключительно пятистопным ямбом не хуже самого Васисуалия Лоханкина и даже умудрялся кое-где, как лыко в строку, ввернуть фразу древнегреческим гекзаметром.

– Нуждам людей, наш район населяющих, мы чуткое наше внимание теперь обращаем, – говорил он с трибуны, глядя в зал сквозь толстые очки и делая, словно цезуру в гомеровской строке, длинную многозначительную паузу. – Просьбы уважаемых граждан Преображенки удовлетворяем, количество парковочных мест и площадок для выгула собак из квартала в квартал увеличивая.

А подчиненные, даже самые косноязычные, лишь брали с него пример, подражая по мере сил и ораторского таланта любимому шефу в часы приема населения. Получалось не всегда, зато эффективно: после одного такого сеанса общения ходоков с небожителями желание видеть их снова пропадало надолго.

Степаныч великодушно согласился с Вячеславом Васильевичем насчет авторитетов и продолжал нести старорежимную, набившую оскомину ахинею в том же духе. Но тут, как назло, малец с поправкой влез.

– А наш батюшка в церкви на Архирейских прудах говорит, жизнь вечна. К ней мы все идем, только не каждый знает путь истинный, – подал голос молчавший до сих пор еще один участник нашего круглого стола айтишник Вася.

Известный шкода, краснобай и баламут Вася обладал удивительным свойством – он мог испортить всю малину в самый пик увлекательного застолья и политической дискуссии, когда хорошо сидим и уже, кажется, пришли к единому мнению, общественному согласию по наиболее жгучим проблемам современности. Будь то увеличение пенсионного возраста, Сирия, майдан, ситуация на Украине, покорение Крыма или роль таких личностей в истории, как Горбачев или Ельцин, Обама или Трамп.

Ребята с нашего двора считали его шибко грамотным, большим знатоком устного народного творчества и даже в какой-то степени интеллектуалом, за что и уважали. И не только ребята. В свое время Вася закончил технологический колледж на Яузе, хорошо разбирался в компьютерах и в свободное от работы время учил отставших от жизни стариков и старух с нашей улицы азам мудреного HTML и компьютерной грамоты. Он бескорыстно помогал осваивать ставший вдруг популярным среди юзеров легкий, до жути примитивный, но доступный каждому простому смертному язык идеограмм и смайликов.

Чтобы мы, видите ли, не запутались в социальных сетях, общаясь друг с другом не посредством родной речи, а с помощью универсального японского набора хипстеров эмодзи. Я тоже кончил его ликбез. Иначе в современном мире глобализации и хайтека, говорил Вася, никак нельзя. Безусловно, гениальный Пушкин угадал наступление цифровой эпохи, когда в «Золотом петушке» так трогательно живописал страдания царя Дадона: «Горе мне, попали в сети оба наши сокола»…

Беда Васи, однако, заключалась в том, что он имел собственное, отличное от других мнение по любому вопросу и никогда не мог удержаться, чтобы не высказать его. Видимо, поэтому считался продвинутым, был в фаворе и особенно уважаем в либеральной среде, а также в среде неугомонных представителей ЛГБТ-сообщества, которые всё норовили выйти на демонстрацию по Преображенской площади. Было это в тот момент, когда борьба гомосексуалистов за свои права достигла апогея, и казалось они вот-вот возьмут верх над столичным градоначальником.

***

Пять тысяч любителей однополой любви вздумали пройти маршем от Мясницкой до стен Кремля. Но Лужков, закоренелый ретроград и несгибаемый борец с греховодниками, отказал, что и вызвало бурю эмоций. Гей-славяне подали в Европейский суд по правам человека на строптивого «держиморду» и обратились за помощью к мэру Парижа Бертрану Деланоэ и правящему бургомистру Берлина Клаусу Воверайту, не скрывавшим свою ориентацию. Юрию Михайловичу мы все сочувствовали.

Где бы судьба не сводила его с партнерами по оси Москва – Берлин – Париж, они всегда заводили речь на самую щекотливую тему – о гей-парадах. И тогда, на встрече в Лондоне оба «дружка» тянули его на праздник св. Кристофера, чтобы внести вклад в «поддержку демократии», чтобы Москва встала в один ряд со «столицами гомосексуализма» – Веной и Барселоной. При Собянине они стали вести себя тише, не нарывались, а если и тусовались где-нибудь, то, как правило, на проспекте Сахарова, куда в назначенный часа стекалось либеральное ядро несистемной оппозиции. На разогреве они скандировали кричалки: «Мы не бандерлоги!»