Женя Лун - Незадачливая лунная корова, или Отпуск в один конец

Прошло уже три часа сборов, а я всё ещё не знала, за что хвататься и только наматывала бесполезные круги вокруг чемодана, разинувшего пасть посреди комнаты. В него сначала бережно укладывались, но, спустя минуту, вышвыривались на пол мои «парадно-выходные» вещи, потому что для одних я – чересчур жирная, а для других – слишком старая. Да, первый за 2 года отпуск тридцатидвухлетней одинокой ж… девушки – дело хлопотное: здесь пренебрегать деталями нельзя, как и в вопросах «зрелой красоты».

После тридцати красота – это уже не столько «исходный материал» и то, как ты им распорядилась, сколько постоянный самоконтроль: не щуриться, не сутулиться, бровями не играть, подбородок на грудь не складывать, спать не меньше семи часов, это не есть – то не пить; не пить, на йогу ходить, регулярную половую жизнь иметь, двоих к этому времени родить – кровь из носу! Кстати, замуж выходить при этом совсем необязательно: многодетная 35-летняя разведёнка получит гораздо больше одобрения, чем её ровесница-пустоцвет, ведь статус матери-одиночки для русской женщины не имеет ничего общего с женской несостоятельностью – упаси вас Бог так сказать или подумать! Российская мать-одиночка – это даже не вариант нормы, это уже гордая, героическая черта национального характера; открытые двери в любой женский коллектив. Но если ты в свои тридцать с хвостиком гордо носишь девичью фамилию, во время разговоров о грудничковом поносе выходишь из кабинета, зазря убиваешь время на второе высшее, уродуешь тело в тренажёрке и открыто принимаешь ухаживания мужчин, то чаи тебе в бухгалтерии не распивать, с тобой «всё понятно», а часики уже не просто тикают, они бьют в набат!

И ведь, правда, тикают. Да так, что у меня бутылка вина уже наполовину пуста, чемодан только наполовину полон, до вылета 4,5 часа, без сна я уже почти сутки, и игристое совсем не делает меня игривой и проворной, как обычно.

Ни разу еще не ездила за границу одна. Друзей, в смысле, подруг, я не держу больше трех одновременно – не выдерживаю, а мужчины дружить со мной так и не научились. Даже теперь, когда я уже не пытаюсь втиснуться в былой 44-ый. Есть, правда, неизменная во времени Анька, с которой у меня, скорее, духовная, чем умственная близость: с ней никогда не получается (да и не хочется) смаковать сплетни или выводить под коньячок аксиому о поголовном мужском козлизме. А моему просветленному уму все же иногда требуется отдохновение в смачных обывательских пересудах.

Для такого досуга у меня есть Оксана, в её другой компании – Оксауна.

Наружность Оксаны буквально списана с боттичеллевской Венеры, но чтобы окончательно стать Оксаной, Венеру нужно сначала нарядить во всё красное, осыпать стразами, сунуть в зубы тонкую сигаретку – чтобы она причмокивала ею, как дальнобойщик, и так же выражалась – и посадить на барный стул красного же дерматина в караоке-баре «Zапой».

Но это только с вечера пятницы до утра воскресенья. Всё остальное время Оксана – серьёзный и грамотный финансист. Она, конечно, отчаянно лОжит и беспрестанно звОнит, но деньги загребает лопатой и в своём кабинете страшно гордится неподъемным мраморным пресс-папье. По мне, так именно этим пресс-папье был убит Карамазов-отец, будь оно хоть трижды вензельным. Оксана же свято верит, что гравировка с буквой «Н» и римской «двойкой» отсылает пресс-папье ни к кому-нибудь, а исключительно к Николаю II. Однажды я имела неосторожность предположить, что «римская двойка» больше похожа на букву «П» без верхней черточки, и что бывший хозяин этой смертоубийственной красы, может и был вполне себе Николаем, но, скажем, Петровым, а то и вовсе Натальей, ныне здравствующим(ей), и достоверно тут только одно – кто-то из них страдал или до сих пор страдает крайнею степенью дурновкусья.

В ответ на это Оксана рассвирепела так, что мне начало казаться, будто пресс-папье из темно-зеленого сделался чёрным, а сверху на нём как будто даже запёкшаяся кровь выступила. Потом Оксаночка фурией бросилась доставать из сейфа какие-то бумажки из антикварного магазина, трясти ими перед моим лицом, нецензурно и очень расистски описывать хозяина этого магазина – потомственного немца, предки которого самолично вынесли «эту херовину» из покоев многострадального Николая, и проч., и проч. Само собою, я немедленно и полностью со всем согласилась, Оксана на радостях кинулась к бару, и на этом с историческими справки относительно пресс-папье мы покончили навсегда.

Наконец, третье место в топе моих сегодняшних подруг – это Катюня. Мы познакомились на работе. Когда я впервые увидела Катю, её пушистые кудерьки торчали из-за компьютерного монитора и на фоне солнечного окна казались нимбом. Вся остальная Катя тоже была облачно-воздушной, изнеженной, тонкокожей, с ямочкой на подбородке и невинными младенческими губками. Катенька подняла на меня круглые незабудковые глаза, её ротик приоткрылся, но я не сразу поняла, что именно он стал источником этого скрипящего звука. «Еще пяти минут не прошло, как я на работу пришла, а Вы уже со своими инструкциями, дайте хоть компьютер запустить! Серьёзно, приходите через час», – голос паспортистки деревни Лютые Болоты, что в Славковской области, полностью совпадал с движеньем Катиных губ, но я всё ещё отказывалась верить…

Потом из-за стола появилась вся Катенька: под два метра ростом, как мне тогда показалось; с кустодиевским бюстом и сороковым размером ноги – не показалось; и на удивление точёной фигурой – может быть Катюня попала в небесной канцелярии под моду на женский гигантизм… Что же касается содержания Катеньки, то она йог, веган, ЗОЖ-ник, тунеядец, нумеролог, фанат современного искусства – то есть типичная коренная петербурженка, рожденная между 1987 и 1992 годами. Так и дружим – с первого моего рабочего дня.

Но ни просветленная Аннета, глубоко жарящая котлеты в третьем декретном отпуске, ни приземленная Оксауна, потерявшая в «Zапое» загранпаспорт, ни прогрессивная Катрина, спустившая все отпускные на йога-лагерь в деревне Лопухинка, не поддержали меня компанией в долгожданных римских каникулах, которые я начала планировать еще полгода назад. То есть в первый же день поступления на новую работу, когда ядовито-розовым маркером я жирно обвела цифру «два» на майской странице корпоративного календаря и принялась самозабвенно ждать, за каждой кружкой кофе мечтательно пакуя единственный свой клетчатый чемодан, который, чёрт его дери, все еще валяется посреди комнаты, раззявив клетчатую пасть! Это за 4-то часа до вылета!!!

Дольше всего я простояла в оцепенении над ящиком с нижним бельем. Самый любимый кружевной комплект, как назло, полинял и может сгодиться теперь, разве что, в качестве оберега от случайных связей.