Диминэя Ан - Инфо

Он пытался писать стихи, поначалу. Но это только усиливало боль, расширяя ее до масштабов абсолюта. Учебу Алексей не забросил, чувствуя себя безвольной тряпкой даже в этом. Хотя после столкновения с Игорем редкие встречи с Жанной в университетских коридорах, оборачивались для Алексея ночными кошмарами.

И пусть времени прошло достаточно, и пусть он, казалось, уже нашел себя – иногда получалось забыться в других руках, губах и ласках – она продолжала терзать его воспоминаниями о том страшном вечере. Самим своим существованием не давая забыть о том, кто он и чего стоит.

Он попробовал утопить свою боль в алкоголе, но обнаружил, что тот его почти не берет. От травки его затошнило. А более тяжелые наркотики вызывали такое острое внутреннее отторжение, что Леша даже пробовать не стал. Проще оказалось уйти с головой в работу.

Днем, после исправно посещаемых лекций, он подрабатывал санитаром в больнице. А ночью дежурил в морге или отжигал в клубе вместе с Эриком и его друзьями. Такой режим позволял Алексею не спать, а во время кратких дремотных перерывов сны ему не снились.

Он немного опасался, что с таким темпом скатится по учебе, но внезапно обнаружил, что в чуть позванивающей от недосыпа голове все знания умещаются еще легче. Только болели порой глаза от чтения, но вскоре Алексей изобрел свой способ.

Взглянув на страницу книги, он прикрывал глаза. Образ строк возникал на внутренней стороне век, словно негатив фотографии, и его можно было спокойно читать, притворяясь задремавшим. Удивительным было только то, что никто до Леши об этом не додумался. Но он старался не забивать себе голову пустыми рефлексиями. Его и без того все и всегда считали чуточку странным, так что Леша успел привыкнуть к непонимающим взглядам и никому не пытался что-то объяснить.

Молчать он привык давным-давно.

– Эй, Принц, скажи еще что-нибудь, а? – не отставал Скелет, отчаянно скучающий и раздосадованный работой, свалившейся под конец смены. – Почему ты считаешь, что наша гостья не зря к нам попала?

Алексей повернулся на вращающемся стуле, мазнул по судмедэксперту взглядом серых глаз. Глянул на тело, пожал плечами.

– Ой, вот только не начинай этих своих ужимок, – взмолился Скелет. – В кои-то веки у тебя голос прорезался. А я устал тут сам с собой разговаривать – так и до дурки недалеко. Давай, скажи, как думаешь – кем она была?

– Боевиком.

– Ась? – Скелет растеряно моргнул.

– Она была боевиком, – заговорил Алексей, видя палец с красным ногтем на спусковом крючке. – Машина не могла перевернуться сама собой, ее подо…

Взрыв почти ослепил Алексея, черная иномарка подпрыгнула в воздухе, словно пластмассовая игрушка. Взметнулись белокурые волосы, ручной автомат отлетел куда-то и потерялся в дыму сражения. Анжелика не успела среагировать, не успела вообще ничего – ее тело уже размазывалось по вздыбленному асфальту…

Смех Скелета разорвал полотно видения.

– Ну у тебя и фантазии, Принц! Ты точно ничем не ширяешься? Или тебя по синьке так пробило? Да мы вроде не квасили сегодня… Эй, Принц, ты тут? Леха…

Пространство вокруг задрожало, осыпаясь под ноги бумажными обрывками. Края их тлели. И сквозь пепел и дым Леша видел бетонные стены морга – закопченные, как после пожара, с обсыпавшейся кафельной плиткой.

Тело незнакомой девушки, все еще изменяющееся и вздрагивающее, словно голограмма, парило на одном месте. А вокруг него крутились кадры аварии, отражаясь друг от друга и повторяясь, словно стеклышки в калейдоскопе.

Алексей поднял лицо вверх, и вместо исчезнувшего потолка увидел безграничное полотно неба, освещенное багровыми всполохами. Небоскребы городского центра колыхались на ветру, словно зрелые колосья и, кажется, перемещались в пространстве, переползая. Некоторые, впрочем, оставались привычно недвижными, мертвыми останками самих себя.

По небу текли надписи. Разрозненные куски текстов на всех существующих языках. Некоторые строки вспыхивали, словно зарницы, приманивая к себе взгляд. Алексей непроизвольно читал их и узнавал – узнавал все до единой. Даже те, что, казалось, читал впервые. Текста становилось все больше, строки перетекали друг в друга, перемешивая языки, образуя прозрачные многомерные конструкции из смыслов и значений. Спускаясь с неба, они заполняли собой все пространство вокруг своего единственного читателя. Вот уже и девушка, и стол, над которым она парила, превратились в набор букв…

Где-то на краю сознания ему слышался далекий голос Скелета, прерываемого звуковыми помехами. Он становился все тише, погружаясь под наслоения информации. А самого Алексея словно подняло в воздух, куда-то бесконечно высоко (хотя он продолжал ощущать под собой упругость сиденья) – в верхние слои стратосферы. А все вокруг, весь мир простирался под и перед ним, словно необъятный поток. Книга, свиток, бесконечность файлов. Это было удивительно, захватывающе… И невозможно.

В какой-то момент Алексей заметил, что не только все окружающее, но и его одежда начинает рассыпаться на части: состав ткани, химические формулы синтетических соединений… белок, липиды, аминокислоты, роговые пластины – его пальцы с едва слышимым хрустом распались на тонкие ленты полупрозрачных строк и устремились к текстовому полотну Вселенной.

И Леша закричал.

Смирительная рубашка не позволила ему вскочить. Алексей выгнулся, еще раз коротко вскрикнул, словно голосом можно было прогнать кошмар-воспоминание. Перевалившись на бок, он сумел поджать ноги к животу. И, уткнувшись лицом в мягкую стену, тихонько заплакал. На тканевом узоре обивки проступали чуть мерцающие строки разрозненных текстов.

Слова. Слова. Слова… СЛОВА.

Они выплывали из стен, закручивались спиралями на потолке, складывались в объемные тексты и мыслеформы. Слова текли и летели, перемежались друг с другом, объединялись в фразы и предложения, устилали строками пол. Если Алексей закрывал глаза, он все равно видел их негативы на внутренней стороне век. И даже когда удавалось зажмуриться как следует – они начинали шептать.

Никогда тишина не была столь желанной для него. Каждую секунду – если только Леша не лежал под действием препаратов, приносящих временное блаженное безмолвие мира, наполненное созерцанием потолочной пустоты – каждую секунду он слышал сотни чужих голосов. Они кричали и шептали, напевали и проговаривали монотонно. Иногда он узнавал их, иногда ему казалось, что он их знал, иногда это были совершенно незнакомые голоса, но стоило чуть прислушаться и приходило знание, кто говорил и когда.

Скрипнула дверь. Слишком поздно для завтрака, слишком рано для ежедневного обхода, что, впрочем, было неважно. Сразу за скрипом – знакомый голос психиатра: