Ирина Курамшина - Антропочервизм

– Вроде что-то со скорлупой или раковиной связано…

– Да. Но там есть еще и второе значение этого слова – гильза, снаряд. Вот и выпустила Малышка Шелл в нас всю обойму. И ведь правильно сделала…

Летнее солнце такое теплое, ласковое. Лежа на горячем песке, я разомлела и почти заснула, но все-таки услышала, когда ты тихонечко примостился рядом.

Нет, я не услышала, я это почувствовала.

Еще раз нет, не так вовсе.

Я тебя определила по запаху. Твой запах – особенный, я его ни с чьим другим не спутаю. Такой особенный, как и весь ты.

У тебя запах моря, ты всегда свеж, и бодр, и чисто выбрит. Ты не употребляешь «парфюм», как и я, чтобы не заглушать свой естественный аромат.

Твой запах… Твое воздушное пространство, в которое хочется бесцеремонно вторгнуться, грубо нарушая границы…

Ты почувствовал мое желание, я слышу учащенное биение твоего сердца – как будто работает моторчик… Гул его все нарастает, нарастает…

Однако, какой противный рокот, неужели так может работать всего лишь одно человеческое сердечко?

– Боже! – ресницы вздрогнули, брови описали дуги.

Прямо надо мной, примерно в двухстах метрах, завис вертолет, я даже вижу улыбающиеся рожи пилотов. Один из них приветливо машет мне рукой.

Значит, это был всего лишь сон?

Тоже машу, небрежно поднимая руку в знак приветствия, а второй рукой подтягиваю на себя полотенце, дабы прикрыть наготу.

– Летите себе с миром, ребятки! – шепчу вслед вертолету. Хорошая у них работа, чего только не насмотрятся за день, патрулируя город.

Интересно, я одна такая умная, что додумалась загорать подобным образом? Хотя вряд ли обыкновенному гражданину доступна крыша. У меня ж есть некоторые преимущества перед всеми обыкновенными и есть ключи от чердака. И я частенько одна или с подружкой наведываюсь сюда, на 18-й этаж, прихватив все необходимое для комфортного отдыха. Даже подушку беру.

Если никто не пробовал загорать на крыше многоэтажки в центре города, сообщаю: потрясающе! Облака словно накрывают вас одеялом, они до такой степени близко, что в них хочется нырнуть с головой, как в тебя, в твое пространство… Ты рядом, знакомый запах, я снова чувствую тебя, а значит – сплю.

Я люблю смотреть «глаза в глаза». В твои, и только в твои глаза. В них столько нежности, бархатной ласки, обволакивающей меня целиком, столько любви и неподдельного, искреннего обожания, столько света и тепла, что мне под присмотром твоего магнетического, завораживающего взгляда и умереть не страшно.

Так смотреть можешь только ты.

Я обожаю купаться в твоих озерах, окунаться в них с головой и подолгу не всплывать на поверхность. Это такое блаженство – купаться в тебе.

Твои глаза никогда не лгут. Они просто не умеют. Но наблюдать, как меняется их выражение от смешливого, с брызжущими искорками счастья до серьезно-надменно-важного, с отрешенностью от действительности, очень больно. В такой момент ты где-то далеко, ты не со мной. Не только глаза – сжатые плотно губы, заострившиеся скулы и нервно подергивающиеся ноздри просто вопят «Недоступен!».

Смешно… Почти как любимая поговорка операторов сотовой связи. Смешно и страшно. К сожалению, это так. Ты же себя со стороны не видишь. А я давно научилась понимать твой взгляд и знаю, что такое напускное выражение только для посторонних. И когда ты так смотришь порой, я ощущаю себя за бортом твоей лодки, без спасательного круга и навыков к плаванью.

С каждым днем лодка все дальше, а меня затягивает водоворот фарватера. Я барахтаюсь из последних сил… Протяни весло, вытащи меня из этой круговерти, посади рядом и посмотри, как раньше, «глаза в глаза…»

– Эй, очухайся! Подруга, что ты там бубнишь? Молитву? Или сон тебе приснился нехороший? Пора переворачиваться на спину. А то сгорим. – Ленка так некстати разрушила мои грезы. – Уже полчаса лежишь на животе, еще немного, и дымок пойдет.

– Да, ты права, – я перевернулась и сразу закрыла глаза. Пусть Ленка думает, что я опять заснула. А я еще немного помечтаю.

Если не получается поехать на дачу, то мы обычно загораем на крыше. Как сегодня. Такой жаркий день, грех было не получить немножко солнечных лучиков. Чем не солярий наша крыша? Вокруг ни души… Лежи себе в чем мама родила, никому дела нет. Если только какие-нибудь чудики с биноклями не прознают про наши процедуры. М-да. Сбила подруженька мои мысли. Сбила. А так хорошо грезилось… Как наяву. Придется просто поспать.

– Только тихо, – прошипела прямо в ухо Ленка и больно толкнула меня локтем в бок. – На нас кто-то смотрит.

– Сдурела, что ли? – я от неожиданности тоже стала шипеть. – Кто может на нас смотреть? Мы на крыше, чердак закрыт, с соседнего дома нас не видно, ты в своем уме?

Ленка перевернулась на бок и стала косить глазами в сторону окошка машинного отделения лифтов. Я глянула и чуть не прыснула от смеха: в окошке торчала всклоченная голова нашего механика по лифтам. Хорошо, что он не видел выражения моих глаз за темными очками. Зато я его взгляд разглядела отлично.

Окно машинного отделения зарешечено и находится на уровне ног тех, кто на крыше, а в самом отделении оно где– то на высоте полутора метров от пола. Даже меньше. А механик наш метр восемьдесят пять. Бедненький! Стоит сейчас, согнувшись буквой «зю», смотрит на нас из-за решетки. Жалко дядю. Какие у него глаза! Сейчас выскочат из орбит. Он нервно облизывает губы. Интересно, ему сейчас хорошо или плохо?

– Давай не обращать на него внимания, – шепчу подруге, – сейчас заорем на него, спугнем, а это, говорят, вредно. Представляешь, как нас потом его жена по судам затаскает? И в купальники бы облачиться не мешало. Все, я сплю. Не мешай.

И мы начисто забыли про механика.

А механик не забыл. Он почти каждый день ходит на профилактические работы в наш дом. Лифты теперь работают четко и слаженно. А мы на крыше больше не загораем.

Но хоть какую-то пользу обществу принесли. Или жертву?

Нет! Конечно, пользу.

Телефонный звонок застал Ларису у входной двери.

– Черт! Определитель номера не видно с порога… Кто там еще? – женщина поскакала в комнату на одной, еще не обутой в сапог ноге.

Звонила подруга Рита, нудные и однообразные разговоры с которой длились обычно не менее двух часов.

– Плакала моя поездка на дачу, – вздохнула Лара и обреченно сняла трубку.

Рита, против обыкновенных причитаний про свою несчастную судьбу, сразу взяла с места в карьер:

– Дома сидишь? Все телек смотришь? Ах, на дачу собралась, к маменьке, к сестричке с племянницей. И что вы там будете делать? Рыдать друг другу в плечо или стоять буквой «зю» над грядками? Знаю я эти ваши дачи. В лучшем случае, тот же телек, в худшем – отключение электричества. Нечего киснуть, подруга, в деревне. Так ты никогда не выйдешь замуж. А если выйдешь, то только за соседа-огородника, похожего на свое пугало. Ну а если не выйдешь, то в старости и вспомнить нечего будет. Короче, Ларик – радикально меняем твою жизнь. Войдешь во вкус, а там и «принц» не за горами.