Ольга Миклашевская - Люди под кожей

Теперь, столько лет спустя, Нина зачем-то собирается навестить внука. Сама, на самолете. Лев с трудом может представить, как она пользуется редким в их местности престарелым автобусом с хрипящим на последнем издыхании мотором, не то что летящим на десятикилометровой высоте самолетом.

С одной стороны, нужно ее встретить; в последний раз щекой прикоснуться к ее холодному костлявому плечу. С другой – нет уже сил. Ни на что. Ни на то, чтобы греть чужие попы в «Айзмосе», ни на то, чтобы просто засыпать и просыпаться в своей кровати.

Мягкий, нежный шепот воды тянет Льва к себе, обволакивает своей немузыкальной симфонией. Поднявшись по широким бетонным ступенькам, парень, как завороженный, тянется в сторону витиеватого поручня. Руки впиваются в шершавую поверхность с пузырчатыми всполохами краски.

Могу поспорить, вам это знакомо. Можете отпираться, сколько хотите; делать вид, что уж вы-то нормальный в отличие от всех этих сумасшедших. Что они – больные, их лечить надо было, а уж в вас-то хватает самообладания, чтобы удержаться в горизонтальной плоскости.

Но… скажем, что насчет вашего любимого торгового центра с прозрачными стеклянными оградками? Неужели ни разу не представляли, что будет – чисто теоретически, – если взять, перегнуться, отпустить руки. Воображали ли себе короткий полет, чувство бесконечной свободы? И думали ли о том, что будет после? Резкий удар, кости в порошок, мозги эротичной струйкой текут по начищенному заботливыми руками приезжего полу.

В этом смысле такая ненормальность почти нормальна. Думать о смерти, представлять ее в самых разных вариациях. Стоять на платформе в ожидании поезда и разглядывать контактные рельсы, мечтая коснуться их хотя бы на мгновение.

– Эй!

Не вернулась ли это базарная тетка, думает Лев. Не оборачивается, чтобы не потерять равновесие. Он не помнит момента, когда взобрался на парапет, выпрямился и грузной тенью навис над водой.

«Интересно, сколько людей тут вот так стояли до меня?» – спрашивает себя. А сколько не удержались?

– ЭЙ, ТЫ, ПРИДУРОК, А НУ СЛЕЗАЙ!!! – вновь доносится из-за спины.

Забавно, как она не боится, что своим криком спугнет его. Такая напористость была бы достойна настоящей похвалы, если бы не обстоятельства.

Телом Лев не оборачивается, но голову склоняет чуть вбок, чтобы лучше слышать продолжение маленького персонального спектакля.

– Да-да, я к тебе обращаюсь!

Она совсем рядом. Движением, не терпящим возражений, женщина хватает его за правую ногу и с нечеловеческой силой тянет обратно на асфальт. Такого напора нельзя было ни ожидать, ни предсказать. В тотализаторе Лев проиграл бы состояние с полнейшей уверенностью, что в мире не найдется ни одного слабоумного, кто бы попытался повторить этот трюк.

– Ты кто такая?! – орет сотрудник «Айзмоса», осознав, что это вовсе не та толстая низкая тетка, а вполне себе привлекательная женщина, правда, тоже «за тридцать». – А ну, пусти!

Только затем он видит ее глаза. Зрачки слились с белками, превратившись в сплошную серую пленку, и их обладательница смотрит прямо на него, но как будто сквозь.

Животный страх волной проходит по телу. Казалось бы, такое зрелище отрезвит любого, но для Льва это очередное подтверждение, что ничто из происходящего не реально.

– Ты хочешь прыгать? – явно не своим голосом, больше близким к электронному, чем к человеческому, шипит женщина. Если бы не этот пугающий взгляд, ее можно было бы назвать красивой. Мягкие светлые волосы, правильные черты лица, точеная фигурка. – Так я тебе помогу! – зло плюет она ему прямо в лицо и толкает навстречу холодной Москве-реке.

Помочь некому. Пастырь сопротивляется изо всех своих нечеловеческих сил, но рассудок его вполне человеческого тела уже начинает мутнеть от недостатка кислорода.

«Вот отец-то будет рад, какую добычу я ему принесла», – доносятся до него мысли берегини. Здесь, под водой, он в ее власти, в ее царстве. Казалось бы, такая ирония: вся остальная нечисть на земле сжимается от страха при его появлении, – только вот в руках зеленоволосой обитательницы реки он слаб и немощен, как настоящий смертный мужчина.

А она все тащит и тащит его прямиком к илистому дну, где за ворохом сплетенной в объятиях растительности лежат ее сокровища, которые она бережно копила здесь год за годом. И ведь спроси, зачем она это делает, Драгомира не ответит. Возможно, призадумается на какое-то мгновение – и нырнет обратно в воду.

В последние годы у реки мало кто появлялся. Местные мужики боятся: слухи слухами, а исчезновения односельчан вполне реальны. Раз в несколько месяцев появится на берегу какая забывчивая баба, которая не пойми почему пришла сюда белье полоскать. А так – скука смертная. Даже поговорить не с кем.

Только вот Волчий пастырь, слава богам, не так-то сильно полагался на слухи и присказки. Подсторожить его у самой кромки воды оказалось проще простого. Откинув капюшон черной накидки, он сидел прямиком на траве, глядел в зарождающийся рассвет и думал о своих важных делах по сохранению мирового равновесия.

Так, по крайней мере, предполагала Драгомира. Она наблюдала за пастырем, притаившись за плотными зарослями осоки, где сквозь просветы было видно, как давно не стриженные русые волосы падают призадумавшемуся мужчине на глаза.

– Что печалит тебя, жених ненаглядный? – низким завлекающим голосом прошептала берегиня.

Пастырь даже головы не поднял. Только в глазах на мгновение мелькнуло плохо скрываемое раздражение.

– Возвращайся на дно.

Обрадовавшись ответу, Драгомира расправила плечи и сладко улыбнулась, обнажив острые жемчужные зубки. Когда она наконец выплыла из-за осоки, то стало возможным разглядеть ее бледное обнаженное тело. Девушка совершенно не стеснялась наготы и даже не пыталась прикрыться длинными темно-зелеными волосами, солнечными лучами рассыпавшимися позади нее на поверхности воды.

– Вижу, голову повесил… – Берегиня ступила на песчаное дно и медленно, но неотвратимо, словно черная туча, двинулась в сторону жертвы. – Ты не бойся. Я тебя приласкаю, одарю несметными сокровищами. Ты только доверься, позволь одинокой девушке тебя утешить…

Пастырь отмахнулся от протянутой руки, как от назойливой мухи.

– Возвращайся на дно, Драгомира, – терпеливо повторил он, хотя и слепому было понятно, что пастырь находился на грани того, чтобы сорваться.

– О! – еще больше воодушевилась речная обитательница. – Еще и имя мое знаешь!

– Я пастырь, я всех знаю.

– И Богдана знаешь?

– И этого собачьего сына знаю, – нехотя подтвердил страж смерти.

Драгомиру всю буквально трясло от возбуждения. Глаза выкатились из орбит, налились кровью; она уже не могла и не пыталась контролировать постоянно подергивающиеся мышцы лица. В эти моменты ее небесная красота терялась, растворялась в уродливой, страшной картине пожирательницы мужских сердец. Если бы пастырь взглянул на нее сейчас, хотя бы мельком, то не позволил бы себя одурачить.