Юля Лемеш - Хранитель времени

Чтоб было веселее, я передразнила передвижения Шурика, заодно хлопая в такт ладошами. Конечно, он дико обиделся, хоть и не подал виду. Но его обида была не из-за песни. Он во многом умудрялся унюхать намек на его выдающийся нос.

– Если бы сейчас мы стояли не здесь, а на морском берегу, то я бы первая посоветовала тебе стоять от меня на приличном расстоянии и с не подветренной стороны, – серьезно сказала я.

– А почему на морском берегу?

– Чтоб ты помог мне утопиться от стыда и смертельной болезни.

– Так значит, ты в курсе? – заметно удивился Шурик.

– Ага. Все, что ты сказал, мне было известно, – почти обрадовано сообщила я.

– Люди сволочи. Разболтали. Теперь все знают. Я вот что хотел посоветовать. Подавай в суд на айболитов. Нефиг им нарушать врачебную тайну.

Его не смущало, что именно он является наипервейшей людской сволочью. Я даже не сомневаюсь, что он не пожалел своего времени, чтоб оповестить всех о моем СПИДе. А сейчас помчится докладывать всем желающим, как я выгляжу и как отреагировала на его дружеское сочувственное признание.

Спасибо тебе Дэн, спасибо тебе мама, и тот, кто срет под моей дверью – тебе тоже спасибо – вы успели меня подготовить. Если бы не они, я бы билась сейчас об асфальт головой, с пеной у рта доказывая свое здоровье. И, естественно, Шурик бы мне не поверил.

– Ты мне настоящий друг. Таких как ты один на пять миллионов. Честный. Искренний. Отзывчивый. Как бы я без тебя выжила? Как таких земля носит?

Шурик удивленно вздрогнул, но я продолжила.

– Ты – ангел, а ангелам место на небе.

– Ну, уж ты слишком. У меня есть недостатки, – признался скромный ошарашенный ангел.

– А когда тебе про мои болячки рассказали? – пользуясь моментом, спросила я.

– Ну, сразу после твоего ухода. Нет! Мы сначала искупались, а потом…

– То есть вы преспокойно искупались в той воде, где плавала дохлая собака? – ошалело уточнила я.

– Да нет, ее кто-то шестом оттолкал подальше от берега. А девчонки потом даже на твое место ложиться не захотели.

Это было выше моего понимания. За пределами разума и всякой логики. Они не побоялись плавать в трупной воде, зато песок, на котором я лежала, им показался заразным.

– Я тебе без палева скажу, я думал девчонки к тебе нормально относятся, по-дружески так, но они про тебя такую херь несли. В общем, ты, подруга не мечтай – от тебя все отвернутся. Верняк. Ты и здоровая на хрен никому была не нужна, а теперь и подавно. Никому не охота с такой водиться. Вали ка ты отсюда, пока не поздно. Ведь твои соседи тоже могут узнать. А люди могут такой беспредел устроить в натуре – мало не покажется, – соболезновал Шурик, внезапно сменив лексикон.

У меня челюсть отвисла даже, но все-таки я ответила.

– Ты этот гнилой базар заканчивай. Нагнал пурги. Плевать я хотела и на соседей, да и на девчонок тоже.

Говорю, а сама понимаю – еще как не плевать мне. У меня был отличный круг общения. И теперь какая-то падла его украла. Тьфу, понабралась от Шурика, не падла, а сволочь. И нет, чтоб в открытую – придти и сказать, мол, так и так, ты – тварь мерзкая, я тебя ненавижу и все такое, я бы поняла, наверное. Так нет, действуют втихую.

– Дыши тише. Я сам слышал про случаи самосуда. Ты мне не веришь? Зря. Такое уже много раз бывало. Как узнают – начнут тебя прессовать. А то и наймут бандита и башку тебе пробьют нафиг, – почти угрожал Шурик.

Играть наскучило. Захотелось балагана. Не стану себе ни в чем отказывать.

– Щас плюну, – пригрозила я.

Шурик отпрыгнул влево, врезался боком в угол дома. Надеюсь – больно ушибся.

– Или укушу. Еще не решила.

– Ты дура, да?

– Нет. Я гораздо хуже. Ты передай всем, что у меня еще тиф, чума, сифилис и подстригущий лишай. А еще – что я агрессивная. У меня пена изо рта не идет? Странно.

Криво улыбаясь, Шурик отступил еще дальше, заметно ободрав кожу об выщербленную штукатурку стены. Он нехорошо на меня смотрел, но не совсем так, как ожидалось. С какой-то мрачной ухмылкой маньяка-психиатра. Словно он меня только что обдурил по полной программе. Надо же, а я думала, что это мне удалось его обмануть.

– Ты совсем шизанутая, – срочно сделав испуганный вид, рявкнул Шурик.

– А еще у меня есть в запасе пучок зараженных иголок. Я их в кровь свою макаю. Могу продать по сходной цене. Недорого. Вдруг пригодится?

Конечно, потом он вспомнит о моем предложении. Вот как только до Сенной площади добежит – так и вспомнит. Он подлый по натуре. И дристливый. Такому иголка, зараженная опасной болезнью душу согреет. Будет бегать среди людей, ловить не восторженные взгляды и ощущать себя властелином судеб. «Ах, я тебе не нравлюсь? Ты крут? А будешь ли ты крут, если я тебя уколю? Сгниешь, воя от страха. А я буду жить долго и счастливо». Объяснять ему, что заразить СПИДом иголкой пока никому не удавалось, я не стала.

Музыка заиграла бравурный марш на манер нацистского. Да что это такое со мной? Неужели я действительно слетела с катушек?

– Ты музыку не слышал?

– Дура, – Шурик, спотыкаясь, побежал в темноту арки. Его силуэт отличался оттопыренными локтями.

Ясное дело – не слышал он ничего.

На выходе Шурик столкнулся с другим силуэтом, в личности которого было трудно усомниться.

Почесав Маркела за ухом, я медленно пошла обратно к себе домой. Размышляя только об одном – кто? Кто объявил сезон охоты на меня хорошую? И не пора ли мне показаться доктору, а то эта музыка меня достала просто.

– Эй, ребенок! Вову не видела?

Довольный собой, Панк явно направлялся в гости.

– Он ушел.

– Тогда я тут его погодю.

Окна на первых этажах выглядели нежилыми, зато на втором обнаружилась Люба. Графиня тоже высунулась, рассматривая нас в лорнет. В других окнах трепетали занавески и мне казалось, что за ними караулили соседи, ожидая нового представления. Не желая доставить им дополнительную радость, я уговорила Панка зайти ко мне и погодить Вову.

– А это будет удобно? Ты сплетен не боишься? Ну, раз тебе плевать, мне тем более, – Панк решительно двинулся вслед за мной.

Заметив, что перед своей площадкой я замешкалась, он пошел первым. Словно почуяв неладное. Мне было бы неприятно, если бы именно теперь перед моей дверью снова нагадили. Но на этот раз все было чисто.

– А ничего если я покурю? – закуривая, спросил Панк и пояснил, заметив мое недоумение, – Друг подарил.

Что за друзья у него, раз такие дорогие сигареты дарят? Наверное, врет он все – свистнул у кого-то.

Пока Вова не явился с работы, мы, распахнув окно, как два голубя сидели на подоконнике и болтали за жизнь. Так странно получилось – говорили не переставая, перескакивая с темы на тему. С ним легко было говорить. Даже про любовь. Панк был искренен, не пошлил, не выражался нецензурно, даже не превышал допустимых норм цинизма, расспрашивал меня заинтересованным голосом, будто важнее моих дел на свете ничего не было. Иногда смотрел мне в глаза, такой восхищенный взгляд, случайно пойманный на улице, любой девушке поднимает настроение. И меня понесло. Я даже про музыку рояльную ему рассказала. Мне никогда не удавалось так разоткровенничаться. Даже с Дэном.