Андрей Дыфо - Дар Прозерпины

Толпа, возглавляемая и конвоируемая «гостями» Главного распорядителя, а также сотрудниками ГИБДД, повалила на улицу. По всем правилам во главе марширующих колонн, в которые удалось построить горожан, Иванов поставил городской оркестр. Заиграла бравурная музыка, и процессия двинулась к стадиону. Люди шли, оживленно обсуждая происходящее, в предвкушении предстоящего пиршества. Кто-то в первых рядах хвастался, сколько он может съесть за один присест курей. Кажется, директор местного гастронома. Выпивохи чванились друг перед дружкой, сколько они способны выпить кружек пива. Закоренелые пьяницы хвалились искусством пить водку и более крепкие напитки не закусывая. Слушавшая все внимательно старушка рядом с Фрумкиным заметила, что «ей бы хлебушка и лапшички». «Странно, – подумал почтальон, – зачем ей понадобилась именно лапшичка?» По правую руку от почтальона два повара (судя по разговору – один гастрономский, другой – кафешный) спорили о достоинствах тех или иных блюд. Что вкуснее из некалорийного? Что быстрей приготовляется – шницель, эскалоп или антрекот? Что надо добавить в манты, чтобы кардинально улучшить вкус? Несколько девушек, сбившись в стайку, рассуждали о достоинствах той или иной выпечки.

– Да, котлеток бы пожарских или, там, по-киевски сейчас бы совсем не помешало, – заметил мечтательно Подольский.

– Какие котлетки? – изумился Фрумкин. – Мы же бежать хотели?

– Знаешь, а мне чего-то уже и не хочется. – Виктор виновато пожал плечами. – А что? Если все здесь, и коллеги, и начальство, то и на работу ходить незачем, еще и кормят задаром. Ешь, пей, веселись, – это ли не жизнь? А? Лёва?! Ты чего такой кислый?

– А кто платить-то за все будет?

– Какая разница? Угощают же?!

– И все же я бы хотел сначала прояснить этот вопрос…

– Ну, эти материи – не нашего ума дело. Угощают, значит, так надо!

– Так просто никогда не бывает. Сколько себя знаю, за все надо платить. Тебе не кажется, что во всем происходящем кроется что-то противоестественное?

– Знаешь, в чем твоя беда? Ты совсем не оставляешь места чудесам. Ты прагматик и циник, Лёва. Но если на то пошло, то в моей жизни и без этого достаточно противоестественного. Например, когда я утром хочу кофе, я почти всегда не могу зайти в кафе и просто его выпить, потому что должен соизмерять желания с возможностями кармана. Это естественно? Подумать только, человек не может выпить кофе, одновременно не задумавшись о размере зарплаты, перспективах на работе и экономической ситуации в стране? Мне кажется, так быть не может! Все должно зависеть исключительно от собственного желания. А вот, например, возможность хорошо поесть в кои-то веки мне отчего-то не кажется противоестественной. Это просто чудесно. Это – праздник! Ну же, что нос повесил! Иванов обещал отличный банкет.

– И все же, мне кажется, бесплатный сыр бывает только в мышеловке.

– Брось, не бери в голову!

– Так ты не бежишь со мной? – уточнил Фрумкин.

– Нет, не бегу. И тебе не советую. Вон, нас и милиция охраняет, с ней-то чего бояться! Да, гости у Иванова, конечно, не подарок, но ведь всякое бывает! Словом, до банкета не побегу. Право, что за побег без обеда? Где это видано? Ну а потом решим. Идет?

– Ну, как знаешь. Мне все это не нравится. Строем к светлому будущему без права выбора… мне это навевает какие-то нехорошие ассоциации. При первой же возможности я постараюсь убежать, ты уж извини.

– Как знаешь. А мне и так хорошо.

Виктор и Лева шли где-то в середине, чуть ближе к началу колонны. Временами по толпе прокатывались волны смеха. Кто-то рассказывал байки или свежие анекдоты, кто-то расписывал на все лады предстоящий банкет. Кто-то голосил, кто-то напевал непристойные песни, кто-то, будучи уже навеселе, истерично гоготал. Люди шумно, с улюлюканьем и рукоплесканием, встречали толпы, валившие с соседних улиц, возглавляемые «гостями» Ивана Ивановича Иванова. Вот подошли члены профсоюза под руководством Агалиарепта. Подкатил, весело трезвоня, трамвай, управлял которым многоногий Буэр собственной персоной. Влилась колонна продавцов под началом Риммона, шедшая от местного рынка. Из центра подтягивались бухгалтеры во главе с герцогом Агваресом.

Все это не нравилось Фрумкину. Он чувствовал себя неловко, чужим и чуждым происходящему, разудалому веселью, толпе, слепо идущей за Иваном Ивановичем к каким-то банкетам, торжественным встречам и приемам. Не то что Подольский. Тот хохотал вместе со всеми, спокойно, без видимых причин, запросто заговаривал с людьми, идущими рядом. В общем, по всей видимости, Виктор находился в состоянии эйфории, непонятной и, если честно, неприятной Фрумкину. Почтальон не узнавал своего приятеля, всегда такого скромного, сдержанного… Что за метаморфоза с ним произошла?

Тем временем толпа все больше расходилась. Шутовство. Скоморошество. Иван Иванович Иванов занял место дирижера оркестра, обратив последнего в здорового петуха с огромным красным гребнем. Заколдованный дирижер время от времени залихватски закидывал гребень назад, резко переваливаясь с лапки на лапку.

Иванов, дурачась и корча рожи, шел впереди колонны, то крутя колесо, то, обернувшись к толпе, руками призывал выстукивать ритм, задаваемый бравурными маршами оркестра. На его подвижном худощавом лице одна гримаса сменяла другую, одна противоестественней другой. Зачастую он выхватывал у музыкантов инструменты и сам исполнял соло или стучал в тарелки, призывая подыгрывать себе. Оркестранты же трубили в горны и тромбоны, в кларнеты и саксофоны, по-жабьи раздувая щеки, лупили в литавры и тарелки. А рядом все время величаво вышагивал огромный петух, деловито вращая головой с красным гребнем, поклевывая мощным клювом встречающийся мусор, разгребая в нем съедобные семечки и кося из стороны в сторону удивленными глазами-пуговицами. Толпа приходила в неистовство от выходок Иванова, громко аплодировала и кричала «Бис!», «Еще!», «Давай!», «Зажигай!», а тому, казалось, только это было и надо. Процессия смеялась и визжала от удовольствия.

Фрумкин видел, как все тротуары постепенно заполнила детвора, несказанно обрадованная тем, что их воспитатели, учителя и классные руководители вдруг куда-то неожиданно испарились. Ура! Свобода! Радости не было предела. Однако некоторых одолевал страх: с чего это вдруг все взрослые в городе побросали свои дела и скопились на центральной улице, маршируя под музыку, которой дирижировал некий чудак-паяц, выкидывающий такие номера, какие даже в цирке не показывают. Искренний и озорной хохот мальчишек сопровождал толпу по пути всего ее следования. Изредка прибегали поглазеть и девчонки, но им было не до смеха, они недоумевали и явно опасались происходящего.