Андрей Дыфо - Дар Прозерпины

– Да ну, – отмахнулся вор, – мало ли, кто, что, когда сказал и написал!

– Не скажи. Раньше вообще больше следили за тем, кто что говорит и, особенно, пишет. Раньше лишнего не писали. Ответственность была совсем другая. Раньше писали только тогда, когда были в чем-то уверены или хотели предостеречь от чего-то. Или что-то веское, продуманное, прочувствованное, искреннее, не так, как теперь, – газеты пишут всякую ерунду, журналы издают лишь для развлечения, а в книгах переписывается старое. Об истине даже как-то стало неудобно вспоминать.

– Ну, тебя послушаешь…

– Эх! – тяжело вздохнул Алексей и опустил глаза. Потом перевел разговор на более насущные проблемы: – Сдается мне, что теперь придется умирать не от жары, а тонуть в потопе.

– Слушай! – прервал его Максим. – Хватит уже! Нечего попусту жуть нагонять. Ну, дождь, ну и что? Будто мало в мае дождей!

– Все равно мне это не нравится, смотри, какие потоки в сточной канаве. Что будет, когда она переполнится?

– Что-что? Уклон видишь? Все выльется в реку.

– А когда переполнится река?

– Быть такого не может. Ты сам себя послушай, что ты говоришь? Не может река переполниться. Или после «пробуждения» ты в уме повредился?

Тем временем ненастье усиливалось. Порывы ветра трепали только-только народившуюся молодую листву на тополях и липах, начинавшийся ураган свистел в проводах, загонял в подъезды редких прохожих.

– Надо найти укрытие, – предложил Максим.

– А мне кажется, в данной ситуации не помешала бы лодка, – заметил Алексей.

Спутники посмотрели друг на друга и поняли, что каждый из них по-своему прав.

– С лодкой нам не страшен любой потоп, – настаивал архивариус.

– Лодку может перевернуть волна или ветер… Ты думаешь, городу угрожает затопление?

Алексей вздохнул.

– Как историк, должен сказать, то, что сейчас происходит, происходить в принципе не должно. По логике вещей. Но раз эта логика нарушена и, к примеру, жара достигла небывалых температур, не вижу причин, почему не случиться вселенскому потопу. Мне кажется, если этот город не выгорел дотла во время жары, его смоет дождем. Я почему-то уверен.

– Слушай, что с тобой случилось? После «пробуждения» тебя словно подменили. Я тебя мало знаю, но раньше ты был совсем другим. Думаю, близкие или родня заметили бы в тебе гораздо больше перемен.

– У меня нет близких и родни. К сожалению или к счастью, сейчас ты мой единственный близкий – И, помолчав, Алексей добавил: – На данный момент.

– Значит, как твой близкий на данный момент я заявляю, что ты сильно изменился… повзрослел, что ли…

– Кто знает, какие возможности скрыты внутри человека?

Максим понял, что теперь от всякого рода риторических вопросов и высказываний Алексея ему никуда не деться, и решил бороться с ними посредством молчания. В самом деле, как оспоришь совершенно справедливое замечание архивариуса? Да и зачем?

– Ну, пошли за лодкой. Возможно, есть в этом какой-то смысл.

– Пошли.

Два гражданина, которые еще утром не были даже знакомы, теперь шагали вместе, целиком полагаясь друг на друга. Ничто так не сплачивает, как противостояние общей беде.

Они продвигались по направлению к лодочной станции. Вода на улицах прибывала, поток усиливался. Уклон улиц был довольно значительный, и струи воды, несмотря на то что были всего по щиколотку, неслись с чудовищной скоростью вниз, чуть не сбивая с ног. Против течения двигаться было практически невозможно.

– Может, пройдем через парк, – предложил Максим, – там нет асфальта и вода должна впитываться в землю.

Алексей согласился и повыше задрал воротник, хотя было очевидно, что от дождя он почти никак не защищает.

Добравшись до парка, они поняли, что сильно ошибались. Поток с улицы, перехлестывая через бордюр, превратил землю в огромное болото, вода просто не успевала впитываться. В конце весны – и такое половодье, когда вода подступает к макушкам кустов! Впрочем, держась за стволы деревьев, чтобы не унесло, и лавируя кое-как между водяных струй, бедолаги с трудом пересекли парк, но зрелище, открывшееся их взору, заставило снова усомниться в реальности происходящего. Лодочной станции не было. На том месте, где когда-то стоял домик лодочника и были привязаны суденышки всех мастей, шел нескончаемый водный поток. Река так разлилась, что не было видно даже намека на крышу этого домика. Ровным счетом ничто не указывало на его существование. Вор и архивариус переглянулись.

– Что будет, когда размоет плотину? – вслух подумал Алексей.

Максим, всегда старавшийся подойти к делу с практической точки зрения, сказал:

– Если нам не удалось раздобыть лодку, мы должны добраться до возвышенности, которую уж точно не зальет.

– Нет такой возвышенности, которую бы не накрыл аномальный потоп…

– Слушай, ты эти свои штучки брось, выше нос! Лучше подумай, как нам перебраться на ту сторону реки, ведь, как я понимаю, самый большой холм именно там?

– Да, там. Но без лодки одна надежда – перебраться по мосту. Он достаточно высокий, хотя я теперь не верю ни во что… Впрочем, все же не думаю, чтобы его в ближайшее время затопило.

– Конечно, не зальет! – уверенно заявил Максим. – Там же такие высокие сваи, он прочный – на века! Не будем терять время, пойдем скорее.

И друзья, еле-еле удерживаясь на ногах, поскольку шли против потока, двинулись в направлении моста.

Еще издали, с трудом вглядываясь через стену дождя, они увидели, что мост пока держится. По нему бежали люди, стремясь во что бы то ни стало перебраться на другой, высокий берег. Правда, между рекой и мостом оставалось незатопленного пространства всего метра полтора-два. С учетом стремительно прибывавшей воды, река с минуты на минуту могла его захлестнуть. Это был единственный крупный мост, соединяющий два берега. Вода под ним кипела, разбиваясь о могучие быки, образовывая водовороты и быстрые струи. Свалиться с моста в такую погоду означало почти мгновенную смерть. Тем не менее, на мосту стоял духовой оркестр, тот, что недавно вел колонну по проспекту, и снова играл бравурную музыку. Почему они никуда не бегут? Не торопятся? Совершенно непонятно. Дождь лил как из ведра, а эти, словно стойкие оловянные солдатики, вопреки всему держались вместе, выдували трели, и все им было нипочем.

Лев Фрумкин покорно шел на звуки марша оркестра под управлением Ивана Ивановича. Сначала вода ему была по колено, поэтому идти было нетрудно: он двигался вниз по течению потока, стремящегося по улице. Вскоре вода начала прибывать, и впереди за пеленой дождя уже нельзя было что-либо различить. Фрумкин на этот раз почему-то совершенно не беспокоился за свою жизнь, шел себе и шел вперед, ведомый зовом оркестра. Мимо проплывал шкаф, видимо, не опустившийся на дно из-за того, что в его недрах сохранился какой-то запас воздуха, и Лев забрался на него, чтобы использовать в качестве плота, восприняв с благодарностью сей дар судьбы.