Андрей Дыфо - Дар Прозерпины

Вдруг, откуда ни возьмись, показалась небольшая лодчонка, с несколькими пассажирами на борту. «Вот оно, мое спасение», – подумал Потапов и замахал руками, чтобы его заметили. Судя по тому, что курс лодки сменился и теперь она шла не к берегу, а выруливала к нему, Потапов понял, что его сигналы не остались незамеченными.

В лодке находился Виктор Подольский вместе со знатными игроками на курсе валют Алексеем Евграфовичем Кривулей и Игорем Борисовичем Мироновым. Помимо них в лодке разместились еще две малахольные девицы, столь напуганные происходящим, что, кроме попискиваний, охов и стонов, за все время совместного плавания от них ничего услышано не было. Когда Миронов увидел плывущего в волнах человека, то предложил взять его на борт. Кривуля высказал некоторые сомнения, сводящиеся к тому, что на лодке и так мало места, чтобы еще других подбирать. Спор разрешил Подольский, который сказал, что бросать человека на волю стихии не по-христиански, и лодка направилась к утопающему. Когда человек был уже на расстоянии каких-то нескольких десятков метров, в ушах Подольского ни с того ни с сего раздался голос Ивана Ивановича:

«Виктор, вот ты хочешь спасти человека, а знаешь ли ты о том, что из-за него твоя бухгалтерия в прошлом месяце вовремя не получила денежный перевод?»

Подольский немало удивился, но подумал: «Так это ж не я, а бухгалтерия. Да и чего это вдруг из-за какой-то чепухи мы не должны спасать человека». Стоило ему об этом подумать, как тот же вкрадчивый голос шепнул:

«А знаешь ли ты, о Великий помощник Предвестника, что именно из-за него ты получил полгода назад бандероль на месяц позже положенного».

«Да я, собственно, и не задумывался как-то…»

«Напрасно, напрасно. Вот если бы ты глянул на печать, которую ставят на бандероль в городском отделе доставки, и сравнил бы дату на ней с датой, когда ты ее получил на руки, увидел бы, что около месяца она пылилась на складе. А в ней были, между прочим, свежие конфеты, которые к моменту получения тобой вышеозначенной бандероли с трудом можно было надкусить, да и то с опаской посетить в ближайшее время стоматолога. Кроме конфет в бандероли было еще письмо интимного содержания, с поздравлениями с днем рождения, которое также запоздало на месяц. Из-за этого, не в последнюю очередь, вышел крупный скандал с отправителем… Об этом ты тоже забыл?»

«И это все из-за этого самого человека?»

«Ага, из-за него самого!»

«Вот зараза! И этого прощелыгу я должен спасать?!»

«Да никому ты ничего не должен!» – поддакнул голос Иванова.

Виктор Подольский, к изумлению попутчиков, вдруг изменил свое мнение относительно истинно христианского поведения и сказал:

– Ребята, может, все-таки черт с ним, у нас и так мало места в лодке, а этот – вон какой упитанный, с ним мы до холма не догребем. Да и стар слишком, на веслах не устоит.

Кривуля, изначально настроенный против идеи спасать кого-либо, горячо поддержал Виктора. Лишь Миронов все выгребал и выгребал суденышко в сторону терпевшего бедствие. Но тут чей-то знакомый голос, будто где-то совсем рядом, мягким тембром пропел ему на ухо:

«Любишь менять деньги по выгодному курсу?»

«Ага», – мысленно честно признался Миронов.

«Помнишь обменный пункт на Главпочтамте?»

«Помню, конечно».

«Ну и как тебе он?»

«Отличный обменник, побольше бы таких».

«Ну, так знай, что из-за этого человека тебе больше не удастся менять деньги по выгодному курсу».

«Это почему же?»

«Да очень просто, его закрыли. И распорядился об этом именно он».

«Не может быть!»

«Все может быть, в этом мире все может быть».

Миронов вдруг перестал грести в сторону утопающего и вслух произнес:

– Да ну его, пусть, действительно, сам доплывает, до холма-то здесь совсем ничего, чуток осталось. Лучше давайте женщину какую-нибудь подберем, что ли. Все-таки более благородно. А если этого спасешь, что за поступок? Вот женщину – другое дело. Это будет уже подвиг. Может, и медаль дадут.

Подольский и Кривуля с ним согласились, и лодчонка, снова изменив курс, двинулась к холму. Олег Петрович Потапов, сначала было обрадовавшийся, теперь неистовствовал и проклинал пассажиров лодки на чем свет стоит. Вот негодяи! Вот мерзавцы! Но делать нечего. Еле шевелящимися руками и стынущими ногами он стал разводить воду, медленно двигаясь в направлении берега. А может, все-таки хватит сил и он не утонет? Ведь надежда есть всегда…

Шкаф с Иваном Ивановичем и Львом Фрумкиным на борту медленно дрейфовал по течению реки. Иногда устремлялся, подхваченный струей, иногда его движение и вовсе стопорилось, когда он попадал в противоток. Внимание почтальона привлекли крики, доносившиеся откуда-то издалека. К изумлению, он узнал голос Олега Петровича Потапова, своего начальника. Было ясно, тот попал в беду. Лев тут же засуетился, энергия снова прилила в его тело, руки почувствовали, что готовы к активным действиям.

– Где-то тонет человек, – сказал он.

– Ну а тебе-то что? Мало ли кто сейчас тонет! – ответил Иванов.

– Тонет много людей, но этого мы можем спасти.

– В своем ли ты уме, Фрумкин, Глашатай, Предвестник? Посмотри, на чем мы плывем. Знаешь, как это называется?

– Как?

– Подручное средство, вот как. Шкаф – не яхта или корабль! Куда нам сейчас третьего, сами еле держимся.

– И все же нам надо спасти этого человека. Если не спасем, совесть потом заест.

Иван Иванович нахмурился, принял недовольную позу и скрестил на груди руки.

– А знаешь ли ты, о почтальон, что это твой начальник, который и палец о палец не ударил, когда была возможность повысить тебе зарплату?

– Ну и что?

– А знаешь ли ты, о Лев Фрумкин, что из-за него ты сидишь на своей должности вот уже десятый год подряд и повышения тебе не дождаться по крайней мере столько же?

– Каждому – свое. Мне моя работа нравится.

– Как видно, ты упорный малый, но глупый. Хорошо, ну а знаешь ли ты, что Олег Петрович Потапов о тебе рассказывает за глаза?

– Нет. И знать не хочу.

– А напрасно. Прямо-таки очень зря. Ведь если бы ты захотел об этом узнать, услышал бы о том, что ты, товарищ почтальон, никому не нужная шестерка, туп как валенок и прост как три копейки. И это далеко еще не все. Список можно продолжать.

– Иван Иванович, вы можете говорить все, что вам заблагорассудится, но этого человека я обязан спасти.

– Запомни, о почтальон, ты никому ничем не обязан. Кроме, конечно, своего начальства, да и то только девять часов в сутки, по будням, с часовым обеденным перерывом, ибо именно столько длится рабочий день. А сегодня, кстати, что у нас? А ну-ка вспомни! Сегодня – воскресенье, так что этого человека ты не только не обязан спасать… но и… но и… Короче, можешь не спасать. Если честно, он бы на твоем месте ради какого-то почтальонишки и пальцем не шевельнул.