Мишель Альба - NUMERO

Они каруселью кружились вокруг меня – штора… камин… шкаф… посуда… штора…

Я припала к колонне, стражем выступающей у двери.

– Вам плохо? Это с непривычки, – нос „уточкой“ насмешливо сморщился. Закрывая двери с обратной стороны, она надменно добавила, – располагайтесь. Я приду за вами.

Но мне было не до нее.

Карусель, ускоряясь, завихрилась, смазавшись в сплошную несущуюся ленту, где уже что-либо различить было просто невозможно.

„Дохлый номер“, – как говаривал Патрик.

Патрик? Кто он?

Порывшись в косметичке, я нашла все, что нужно было, чтобы придать лицу более праздничный вид в соответствии с предстоящим знакомством с сильными мира сего – чуть блеска губам, длину ресницам, баланс коже. Я впервые за годы вынужденного заточения прикоснулась к косметике. Незачем было, да и не до того. Но навыки не растеряла.

Ну, что же. Кажется, я готова к приему. Бросив критический взгляд на уже привычное отражение в зеркальце, пришла к выводу, что оно мне однозначно понравилось. Что-то из серии „вечной невинности“ с едва заметным налетом скрытого потенциала.

– Следуйте за мной.

В комнату без стука вошла все та же озабоченная должностными обязанностями тетенька, но одета она была уже несколько иначе. Невзрачное прежде платье заменила на, видимо, парадное, более тяжеловесное и громоздкое из-за прилагающихся к нему мелочей – вычурно топорщимся жестким воротником, узким обручем обхватившего шею, корсетом, намертво сковавшим тело, грузной окантовкой лифа, больше напоминающей сбрую, нежели украшение.

Я молча последовала за ней.

Идти пришлось недолго, и на этот раз наш путь ограничился двумя переходами по узким коридорам без излишней роскоши, приведшими в маленькую тесную комнатушку с одним единственным креслом у стены.

Моя суровая спутница осмотрела меня взглядом собирающегося пообедать удава и, задержавшись на лице, явившему несмелую попытку улыбнуться, ища одобрения, вдруг безапелляционно заявила:

– Если бы не рекомендации преподобной сестры Френсис, я бы и дух твой сюда не допустила.

Улыбка, не найдя поддержки, благополучно канула в никуда, бегством убедив не надеяться на радостное продолжение нашего общения. И более того, впредь постараться не допустить его следующей фазы в виде попытки подружиться.

– Вы правы относительно рекомендаций, – я смиренно опустила глаза, – но, к сожалению, мой дух не подвластен даже мне, поэтому вам, как и мне придется смириться с его присутствием здесь.

Чем я ей не угодила?

Ее глаза потемнели от злости.

– Что у тебя с лицом? Что это?

Забыв о косметике, я не сразу поняла, о чем это она.

Брезгливо вытянув палец, чуть ли не упершийся в мои губы, она уличающе процедила:

– Они красные и блестят.

И тут меня как током пронзило. Как же я забыла! В этот интересный период развития человечества за пользование помадой любительницы улучшить свою внешность отправлялись на костер, никак не меньше.

Надо было срочно выпутываться из проблемы, а поскольку на обдумывание времени не было, брякнула первое, что пришло на ум.

– Вы имеете что-то против Кристиан Диор?

Она наморщила лоб, видимо, пытаясь вспомнить хоть кого-либо с подобными звукосочетаниями и одновременно стараясь понять их связь с блеском моих губ. Но, поскольку таковых ни в ближнем, да и ни в дальнем окружении не нашлось, а, соответственно, и связь не прослеживалась, недовольно пообещала:

– Я все равно все о тебе узнаю.

– Не забудьте поделиться со мной вашими сведениями. Они мне тоже пригодятся.

Я ей все-таки улыбнулась.

В нашу беседу вмешался некто за тяжелой коричневой шторой с мелодичным, нараспев, голосом и властными интонациями:

– Пусть войдет.

Край шторы отогнулся, и выглянуло личико молоденькой девушки, с любопытством меня осмотревшей, что несколько смягчило разъедающую подозрительность „удава“.

Она обворожительно мне улыбнулась:

– Ну, что же ты стоишь?

И тут же последовал ее не терпящий возражения окрик:

– А вы, сеньора Урсула, будьте здесь.

Я не стала уточнять, что отразилось на лице вышеназванной особы, и нерешительно отдернула штору.

Девушка, засмеявшись, втащила меня в то, что скрывалось за ней. Этого мгновения хватило, чтобы успеть провести ладонью по губам и стереть, не без сожаления, компрометирующую меня помаду. Но, как показало будущее, семейство Диор, трудясь над таким предметом как красота, стремилось, видимо, доказать, что не все в этом мире преходяще, есть и постоянные величины – губы настырно излучали мерцающий розовый блеск, в чем я убедилась позже.

Ослепительно роскошное убранство помещения, куда я вошла, без сомнения, затмевала женщина у окна, немедленно мной узнанная.

Куэльо, действительно, был великим портретистом.

Ко мне обернулась инфанта Изабелла.

Более красивой женщины, вернее, девушки (на тот момент ей было около двадцати) мне не доводилось раньше встречать.

Огромные, феерические, слегка выпуклые глаза, искрящиеся и манящие. Прямой, с едва заметной горбинкой, без единого изъяна нос. Сочные полные губы с капризно поджатой нижней губкой оттенялись белоснежнобархатистой кожей.

Образец классической красоты. Так и просится на холст.

Ладони неожиданно вспотели, и я облегченно про себя вздохнула, зная, что мне не придется, к счастью, пожимать ей руку. Я совершенно не представляла как себя вести. Мало того, что опыт общения с королевскими особами у меня напрочь отсутствовал, так все еще осложнялось и недостатком информации о правилах придворного этикета в столь туманные времена.

Но Изабелла разрядила обстановку.

Она поманила меня к себе, скользя взглядом снизу доверху по моей персоне, задержавшись, ну, конечно же, на лице, а, точнее, на его нижней части, и задала тот же вопрос, что и Урсула. Тон вопроса не предвещал ничего хорошего.

– Что это, сестра Лаура?

И черт дернул меня их накрасить!

– Это… что? – переспросила я севшим от волнения голосом.

Второй промах. Не отвечают вопросом на вопрос родившимся с голубой кровью.

Инфанта нахмурилась. Я же, состроив невинную гримаску, тянула время, соображая, как выкрутиться из вовсе не простой для меня истории. Скрестив два взаимоисключающих факта – аскетизм монахини и ее же баловство порицаемыми церковью соблазнами – я продемонстрировала, таким образом, вопиющий симбиоз отрицания и утверждения в одном флаконе. Подобная игра добром, как правило, не заканчивается, и, с сожалением согласившись с поражением – терять мне уже нечего – я приняла вызов:

– М-м-м…, простите, Ваше Высочество. Если Вы имеете в виду цвет моих губ…, это декоративная косметика…, изобретенная мной…