Нина Еперина - Голос крови

– Громкий же у них оргазм! – Андрей тоже засмеялся. – Кстати! Я тут недавно понял, что такое мат! Древний Бог Земли имел имя Йоб! Если послушать древних китайцев про оплодотворение и оргазм, получается, что совокупление неба и земли звучит как «Йоб имеет Землю»! А так как наша Земля есть наша Мать, то матерная фраза «Йоб твою Мать» и есть этот самый оргазм! Получение Землей электрической энергии!

– Получается, что оргазм это гром и молния? По древне-китайски!

– Слушай! Если объединить все ЭТО вместе и добавить твои разработки по крови, про которые ты мне расскажешь подробнее, то тут не на докторскую потянет, а и правда на целую Нобелевскую!!! Просто мы все ученые, как врачи. Каждый знает про один свой орган и лечит его, а посмотреть на всю картину человеческого тела со стороны не может! А надо быть врачом, который должен видеть всю картину как бы сверху. Подняться над ситуацией! Так и у нас. Вот ты вольешься в наш коллектив и внесешь свежую струю и свежую мысль!

– И ты думаешь, что мы все посвежеем? Или получим оргазм? – Таня рассмеялась и Андрей подхватил ее смех… – Мне все понятно. Тогда давай, знакомь меня с коллективом, с моим рабочим местом, с расписанием и так далее. Буду получать оргазм от моей новой работы! С подсветкой и шумами!

И потекли Танины рабочие будни.

Опять работа засосала ее всю без остатка! С раннего утра и до глубокой ночи шли бесконечные опыты. Она облучала кровь, производила на нее биологические посылы всевозможными средами, биоматериалами, человеческой аурой, просто словами, писала графики, составлял диаграммы, сверяла фотографии, удивлялась неожиданным результатам или отсутствию того, на что надеялась, и так каждый день. Но она так погрузилась в работу, что не замечала, как быстро мелькают эти дни, как проносятся недели, как проскакивают месяцы, потом годы, которые ба Тоня называла «аванс – получка, аванс – получка… и Новый Год!»

Так проскочило целых пять с большим хвостом года! В эти хвостатые годы она поступила в ординатуру, затем стала вначале МНС, младшим научным сотрудником, защитилась, получила диплом ординатора, а потом подалась и в аспирантуру. Когда же за всем вот этим было считать дни? Некогда было считать и эти месяцы, и даже эти годы.

– Андрюха! Вот когда пролетели эти дни и недели? А?

Они сидели на кухне у Андрея, ближе к утру, когда половина гостей расползлась или спать, или по домам и чокались шампанским, потому что наступил Новый тысяча девятьсот девяносто второй год. Второй год после почти круглой даты! Но не это было главным! Главным за столом звучало то, что коллектив лаборатории подготовил материалы на получение ученой степени для Тани. В уходящем году она подала заявку на защиту кандидатской диссертации.

А вторую большую радость сообщил им Генрих Степанович за пять минут до боя курантов по громкой связи:

– Уррааа! Ребята! Поздравляю! Мы добились! Нашу лабораторию по перфорану открывают заново! Мы победили! Урррааааа!

И весь дружный коллектив прокричал троекратное УРРААА, два коротких и третье длинное, раскатистое…, ведь раньше, до закрытия, часть из них работали у Феликса в лаборатории и очень многое пережили тогда.

А потом очень сильно возбужденная публика позволила себе элементарно напиться! И это было правильно! Столько нервов, неприятностей, отрицательных эмоций было связано с закрытием лаборатории, в работу которой каждый из них внес свою лепту. Это только Таня с Сашей работали в лаборатории недолго, а остальные и до, и после Таниных неприятностей.

А теперь они остались втроем и радовались минутам полного отдыха, который позволил им пообщаться, потому что работа отнимала даже это.

– Представляешь, да? Когда я учился в школе, сидел однажды, рисовал цифры, и получилось, что нарисовал две тысячи и задумался. Вот, подумал, когда-то наступит двухтысячный год! Нет, подумал я, наверное, это будет так не скоро, что я не доживу! И вот тебе, пожалуйста! Мы вступили уже и во второй год из последней десятки, а там и тебе, пожалуйста – двухтысячный!

– И у меня такое было. – подхватила Лена. – Я тоже думала об этой же дате! Вот тебе и дежа вю! А вообще кто бы мог подумать еще пять лет тому назад, с хвостиком, что мир так изменится!

– Да! – вступила в разговор и Таня. – Пять лет с половиной тому назад вы только познакомились с Андреем, я еще помню, как, а сейчас вашему отпрыску уже три года! Как быстро растут чужие дети! Особенно, когда своих нет. – и вздохнула.

– Танюха! Да не расстраивайся ты! Если когда захочешь, мы тебе всегда пожалуйста. Всегда подсунем наше чудо! Тютюхайся сколько хочешь! Можем хоть на вечер выделить, хоть на два! А сами может в кинушку сбегаем! Тысячу лет никуда не ходили! Да, Лен? – Андрей мечтательно закатил глаза.

– Боже мой! Какая тебе кинушка. Сейчас нет никакой кинушки. Все кинотеатры позакрывали и в них мебельные салоны! – Лена выделила это слово. – Сиди вон дома и по видику смотри! – и рассмеялась.

– Слушайте, ребята! Мы засели в своей лаборатории, как в окопе и ничего не видим вокруг! А вокруг такой кошмар делается. – Таня сделала круглые глаза. – Я тут на день рождения к приятельскому сыну собралась и пошла в Детский Мир за подарком. Слушайте! Какой ужас! На улице вдоль всего магазина бабки какие-то банки продают, консервы, старые крупы. Народ на ящиках, как на прилавках, шмотки разложил и торгует! А сейчас зима, и всё это кашей по тротуарам размазали. Грязь! Все ругаются. Морды у всех злые! Я такого еще не видела! Это что, теперь везде так? Это и есть пресловутая Перестройка, которую объявил Горбачев?

– Мало этого! Я тебе про другое расскажу. У меня приятель работает на Старой площади. У них там целое движение организовалось! «Сдача партбилета» называется! С черного входа приходят бывшие партийцы и молча бросают свои партбилеты в огромный ящик, который стоит прямо около охраны! И молча уходят! Он тоже собрался сдавать и как-то по утру рано пошел. Цирк! По улице Рыбный переулок молча и опустив головы долу идут цепочкой бывшие партийцы, а навстречу из-за угла вдруг выходит толпа оранжевых кришнаитов с песнями и плясками! Как же хохотал мой приятель на это музыкальное сопровождение похоронного действия. А мне хочется сказать одно. Нельзя так долго держать народ в нищете, на голодном пайке оклада, который на самом деле называется поек от голода. Аж семьдесят с лишним лет!

– Да! А моя мама как-то тут процитировала бабушку. Мы, вообще-то, дворяне, поэтому были ссыльные. Когда умер Сталин, мама в школу ходила. Приходит из школы и ревет белугою, мол, Сталин помер! А бабка стояла на одном колене, потому что буржуйку растапливала, дворянка, на минуточку, голову подняла и выдала, что мол, помер Максим ну и хер с ним! У моей мамы был шок. Так сказать про Такого человека! Но пережили же? Не померли, как тогда думали.