Нина Еперина - Голос крови

«Боже, как же больно! – думала она, – Как больно! Неужели человек такое закаленное создание, которое может выдержать такую отчаянную, такую окаянную и жгучую боль и не помереть? Или это начинает работать защитный механизм, который не дает возможности погрузиться в боль до состояния потери самоконтроля и полного сжигания себя изнутри? Я и представить себе не могла, что боль способна еще раз, и еще раз, и еще раз так повторяться? Когда же это закончится? Неужели невозможно что-то сделать? Поменять, переписать по-новому, изменить этот ужас на что-то, что не так больно царапает за сердце? Неужели так и будет терзать эта бесконечная боль, способная так сводить с ума? Но, как же больно…»

Капелька дождя, на которую смотрела через мокрое стекло Таня, сползала по этому стеклу и медленно ползла вниз, собирая по дороге еще капельки и становясь большой каплей. Точно такая же капелька повисла на реснице, потом упала на щеку, сползла по ней, упала на грудь и мимо соска поползла к низу живота. Таня поймала ее в ладошку, размазала каплю по животу и приложила мокрую ладошку в самый низ, на границу с золотистыми волосками.

«Мучитель мой! За что ты так мучаешь меня? Да! Я виновата. Я совершила ошибку, но, нельзя же наказывать так жестоко, и так долго! Если ты, мой организм, решил лишить меня потомства, то пускай так и будет! Давай поставим на этом точку! Но ты опять и опять повторяешь для меня эту боль! Опять и опять колешь в сердце моей ошибкой! Почему? Я сама прекратила свои бессмысленные попытки стать матерью! Я сама уже поняла, что из этого ничего не получится! Теперь я каждый месяц предохраняюсь и даже пью гормоны, но ничего не помогает! Я опять беременна!»

Она стояла у плачущего окна и рассматривала две тестовые полоски из аптеки, которые говорили ей о беременности! Это был ужас! Этот ужас повторялся и не давал ей покоя. Она не хотела больше делать аборты, устала объяснять своему молодому человеку, почему не может иметь детей.

Этот – Игорь, был уже четвертый, который тоже не поймет, почему нельзя оставить ребенка и не идти на очередную операцию, и, возможно, тоже уйдет. Но пойти к врачам придется…

Память перенесла ее в раннее детство, когда она была симпатичной, жизнерадостной девочкой-попрыгуньей. Ей казалось тогда, что она родилась на этот свет не такая, как все дети, что все эти люди вокруг, не понимают, для чего она родилась! А родилась она не просто так, а с очень большой миссией! Она была уверена в этом с самых пеленок. Это было ее маленькой тайной, которую она старалась никому не рассказывать. Она с ней родилась, поэтому очень гордо носила ее внутри своей Души, как в хрупком, но не прозрачном сосуде и старалась не расплескать!

И с этого раннего детства ее никто не понимал! Папа, Евгений Петрович, очень известный ученый, печатавшийся в умных, научных журналах, с очень «заумными» статьями в области микробиологии клетки, радостно называл ее – моя попрыгунья-стрекозел. Мама, Юлия Семеновна, доктор физико-математических наук, называла электровеник, а выписанная из деревни для помощи в воспитании ребенка бабушка Антонина Захаровна, которую Таня тут же назвала ба Тоня, просто Танюшка, за что была милостиво принята в Танино сердце и поселилась там навсегда. И не только все-все дети и в садике, и потом в школе, не понимали ее даже в кругу собственной семьи, когда подросшая девочка на любые мелкие замечания стала теперь огрызаться немедленно и тут же громко заявлять:

– Вы все делаете неправильно! Я знаю. Я сама все знаю лучше вас, как правильно! Вы не умеете воспитывать детей!

Одна только бабушка улыбалась своими морщинками, про которые Таня тут же сказала:

– Правильно говорят французы – «лицо без морщин еще не лицо…»

Откуда Таня набиралась дерзости и всяких неожиданных пословиц, мама не понимала и даже нервничала по этому поводу.

– Та не боись ты, – говорила ей ба Тоня. – Это у ней кровя молодая гуляет. Перегуляет и успокоится. Это у ней наша порода! Ты хоть про свои кровя чего знаешь? А не знаешь! А у нас кровь-то редкая! Вторая группа, но отрицательная. Моя бабушка говаривала, что мы все из космоса и поэтому у нас такая кровь. Космическая. Дааа! Поэтому и с пацанами так хороводит…. Она себе ищет! Пущай ищет! Это хорошо! А что много знает, так это ишо луччи, это у ней вибрации космическии… просют знаний они. Поэтому и читат под одеялом. Пускай! Хорошо! Знания еще никому во вред не шли… И ей тож помогут по жизни. Главное, чтоб рано не созрела, да по пацанам не понесло… Мы в роду все такии раннии…. Как и ты! Как и я…. Оооох! – успокаивала она родителей.

Если честно, бабушка была не совсем «деревенская», просто она жила в деревне, потому что после революции родственников по ее линии, вначале частью отстреляли, а частью посадили, потом ссылали, потом всё им запрещали, в том числе и жить в городах, только за сто первым километром. Поэтому они взяли и вообще уехали «в провинцию». Там бабушка, «сближаясь с народом», набралась «деревенской мудрости» и сленга, как называла это мама, чем ужасно гордилась и пользовалась, отчего мама над ней постоянно подсмеивалась.

Мать паниковала, и на Танины фразы «Ты вообще не умеешь воспитывать детей» – и плакала вечерами втихомолку в ванной, не желая привлекать к вопросу о воспитании отца. Самые первые пробы сразу же показали их полную никчемность и закончились неудачей. Отец выслушал доводы дочери и… поддержал эту кроху, от горшка два вершка, потому, что Таня, не спеша, и очень вразумительно объяснила собственной матери в присутствии отца, как это нужно делать правильно с точки зрения педагогики, как науки.

– Ё! Моё! Макаренко местного разлива – прокомментировала мать и опять громко хлопнула дверью в спасительную ванную комнату.

Отец сделал очень серьезное лицо и озвучил ей в спину фразу, ставшую в их семье знаменитой:

– А ты знаешь? Она ведь права! Она действительно лучше тебя знает, как правильно воспитывать детей! Ну, уж не так, как это делаешь ты!

Потом Таня подросла, и школа тоже внесла свою лепту в ее юношескую жизнь, куда она вступила глупой и жизнерадостной девчонкой. Широко распахнутыми глазами смотрела на этот мир, и розовые очки искажали его, как хотели.

Все мальчишки тогда казались ей умными и необыкновенно красивыми. Она строила им глазки и любила «хороводится», как говорила бабушка, и даже не потому, что просыпались гормоны, а просто так. Лидер! Наверное, в ней просыпалась женщина, но это было еще только на уровне подсознания. А ба Тоня понимала ее мудростью возраста и вздыхала: