Нина Еперина - Голос крови

– Сколько? – у Тани сделались круглые глаза. – Долларов? Ужас. У моих предков отродясь не было никаких долларов. Откуда им было взяться. Хотя мой папа ездил за рубеж на симпозиумы и про доллары должен знать все-таки хоть что-то. А сколько это будет в рублях?

– Мне сказали, что курс сейчас один к тысяче. То есть десять тысяч это будет около одного миллиона рублей. Ни фига себе!

– Сколько? Целый миллион? Да, уж! Точно! Ни фига себе! Ну, ладно. Нужно искать. Может и найдем где-то. В общем, я поехала домой. Пока.

Таня взяла сумочку и пошла к выходу через строй, молча стоящих сотрудников. Она поняла, что все уже в курсе происходящего.

Отец молча выслушал Танины стенания и задумался. Если его дочь обратилась с просьбой, это что-то, да значит! Значит, ей действительно нужна его помощь. Но как ей помочь, вот вопрос!

Дело в том, что новые веяния в научном мире заставили многих ученых предпринимать шаги по спасению российской науки, как таковой, любыми возможными способами. Его коллеги стали публиковать свои научные разработки за рубежом и получали за это большие гонорары. Евгений Петрович не отставал от них. У него были две публикации, которые принесли ему определенные дивиденды, которые он держал на всякий случай в западном банке. Мало ли что.

И вот, кажется, это мало ли что произошло. Но как сознаться собственной дочери, что за границей, в европейском банке у ее отца молча лежат большие деньги, про которые его семья даже не знает! Вот над этим-то вопросом и застала его семейное счастье в виде невозможности ответить. Потому что ответ содержал признание в его некоторой нечестности, что ли. Точнее некорректности. Он смотрел на дочь, удрученно сидевшую в кресле напротив, и не мог набраться храбрости ответить ей, и рассказать всю правду.

Но вдруг дверь открылась и в кабинет к Евгению Петровичу скромно вошла ба Тоня. Вид у нее был очень заговорщицкий, и глаз горел хитрецой. Таня уставилась на бабушку с вопросом в глазах. Ба Тоня что-то тут явно хитрила. Явно. То, что она подслушивала под дверью, было понятно, но не от этого горел такой хитростью ее глаз. Прям, тайна Мадридского двора!

– Деточки мои. Вы уж меня извините, но я тут мимо шла, а вы так громко разговаривали, что пришлось подслушать. Вот я и узнала про Танюшкины беды. Получается, что надо Танюшку спасать! Ежель она у нас не всучит этим аглоедам от науки взятку, то накроется медным тазом вся ее научная работа? Боже, Боже, куда мир катится?

– Бабушка Антонина! Но ты-то чем мне сможешь помочь!? Как же ты собралась меня спасать? – удивилась Таня бабушкиной прыти.

– Родная моя. Для чего человеку его фамилия или его предки? Они нам свои качества передали, мы их приняли и должны дальше передать в поколение. А для этого нужно тебе, моя дорогая девочка, исполнять все чего по судьбе написано. А тебе по судьбе дано людям помогать. Я про твою работу знаю. Ты только не ругайся. Мне Андрюха по секрету все рассказывал! А как жа ж! А вдруг тебя куда не туда занесет? Но ты у нас молодчинка! Для мам молодых стараешься. Надо как-то тебе помогать.

– Бабушка. Это все разговоры в пользу нищих. Просто, если нас сейчас уплотнят, а еще хуже вообще закроют, то пропадет весь мой почти десятилетний труд. Пап, ты это понимаешь? И моя защита готовой кандидатской диссертации отодвинется в непонятно какие дали и сроки! Вот в чем вся беда! Именно поэтому нужно где-то найти деньги. Пап! Может, ты сможешь их у кого-то одолжить? А я потихоньку рассчитаюсь. А?

– Да! Вот я и говорю! Ничего ни у кого не надо одалживать. Смотри, что у меня есть! – бабушка достала из кармана фартука небольшую шкатулку. – Это наши фамильные сбережения. Они прошли со мной все тяжелые годы, но вот, выжили. Они еще прабабкины. Так что теперь настала пора мне их тебе передать. Матери они ни к чему, а тебе в самый раз. Эти сбережения с твоей прабабкой и первую мировую пережили, и гражданскую, и вторую уже со мной, но вот сохранились! Бог уберег. Видно для тебя берег. Значит, Божье ты дело делаешь. Божье. А мне они уже не в надобность. Да и матери твой, что надо? Она себя обеспечивает, детей больше не надо кормить! И что теперь? Украсится всем этим как елка, что ли, и будет ходить туда-сюда, народ смущать? Прабабка в это все наши фамильные сбережения вложила, чтобы от большевиков для тебя сохранить, потому что место мало занимают. Был вариант в них спрятать. А деньги это мусор. Они за это время сколь раз менялись? Начиная с керенок…. Вот то-то и оно. Смотри, какая красота.

Бабушка подошла к столу, открыла шкатулку и высыпала на отцовы бумаги целую кучу драгоценностей.

Таня и Евгений Петрович уставились на них с совершенно сумасшедшим выражением на лицах. Оба молчали. Что думал отец, Таня не знала, но что крутилось в ее голове, было похоже на горячую манную кашу с комочками и ни одного звука изнутри.

– Ну, что же ты! Владей! Спасай свое человечество! В гражданскую мы все чуть не померли от голода, но вот все равно сохранили. Теперь твоя очередь распоряжаться с умом. Забирай от греха.

Таня уселась за отцов стол с самого края и стала перебирать в руках сверкающее на свету хрустальной люстры блистающее великолепие, по очереди одевая на палец кольца с камнями, и перебирая в руках несколько колье и браслетов.

– Даааа! Красиво! – сказала она. – И наши бабушки это все носили! А мы вот погрязли в джинсах и трикотажных майках, к которым подобная красота даже не подходит. То ли дело кринолины, рюши, кружева… – и задумчиво замолчала.

– Даааа. Антонина Захаровна. Вы меня просто под корень подкосили. – Евгений Петрович даже покраснел. – Ладно! Раз пошла такая откровенная пьянка, порежем последний огурец. Я тоже сознаюсь в своем грехе. С того момента, как началась эта Перестройка-переслойка, будь она неладна, у нас в стране все кувырком. Политики за дележкой СССРа совсем головы потеряли. На народ собственный им стало наплевать. Растаскивают страну в разные стороны, и когда это все закончится, не знает никто! А у нас, в научном мире, вообще наступил коллапс. Уж если народу и собственные предприятия, отстроенные всем людским миром, дедами нашими, никому не нужны, все рушится прямо на глазах, то уж наша наука тем более. Они же в ней ни черта не понимают! У них, у политиков и чиновников, в глазах этот самый доллар застрял! Даже взятки хотят получать в баксах, как ты их назвала! Ужас! Но… Есть одно но. Я не позволю вам перевести на взятки накопленное, можно сказать веками, добро. Мы только в самом начале перестроечного пути и что нас будет ждать дальше, никто сказать не может, даже итальянский предсказатель Нострадамус, который дальше семидесяти семи лет коммунистического ужаса ничего не увидел. А, значит, хреновые времена еще только начались. Прости меня дочь, простите меня Антонина Захаровна, что я от вас скрывал, а точнее не сообщил, не поставил в известность, о том, что опубликовал за границей несколько своих научных трудов, иначе бы они точно так же могли погибнуть или кануть в лету навсегда, как и твоя диссертация. Так что я сегодня тоже имею кой какие накопления на той стороне забора. У капиталистов, будь они неладны. И я не позволю расходовать то, что может и дальше принадлежать твоим, Танюшка, будущим потомкам. Мы же для кого живем? Для будущего своих детей, внуков, правнуков. Вон! Твоя прабабушка Елизавета Васильевна не про кашу с маслом думала, а про тебя! В такие страшные времена все вот это сохранила! А это на много главнее грязных америкосовских долларов. Так что давай думать, как нам их в страну завезти.