Елена Суханова - Лучезарный след

– Она уже съехала?

– Вчера. Ключ мне оставила. Проинформировала, что и бардак тоже, – Дубинин извлёк из кармана Радмилкин ключ с мягкой мышкой вместо брелока. – Я не стал Малине отдавать. Он ей начнёт глаза мозолить. Подселит ещё соседку очередную к тебе, – Милорад повертел мышку. – А так одна заживёшь. Свобода действий. Кто тебя там видит?

Я нахмурилась. Проснулась сегодня задолго до рассвета. Лежала и думала. И твёрдо постановила возвращаться в Лебяжье. Хоть и не хочется. Я вообще не желаю покидать Великоград. Никогда.

– Ты сходи к нам, пожалуйста. Мусор выкинь. Я Барышникову знаю. Она десять раз к мусоропроводу покурить сходит, а мусор выбросить забудет.

– И глянцевую чушь со стены содрать? – зачем-то вопросил Дубинин.

– Само собой.

– Сжечь?

Половину ночи и весь следующий день Власта учила меня, как жить в новом обличье. Можно подумать, мне не хватает лекаря-мозгоправа, который два раза в день приходит и успокаивает. Что бы он понимал. А вот Власта понимает. Только я думаю, что ей беседы о дальнейшей жизни важнее, чем мне. И о заклятиях.

– Дело в том, что окаменение – очень серьёзная штука. Вашу Лучезару ожидает немаленький срок. Такая волшба из разряда довольно сильных. Теперь я уже думаю, что её проклятие и вправду может коснуться других девушек, какими раньше увлекался ваш пресловутый Гуляев, – Власта смаковала очередную конфету и запивала её сладким же чаем. – Я не сама додумалась, поговорила тут кое с кем. В общем, вполне нормально, что все думают об окаменевшем. Ты со своей козлоногостью можешь жить и здравствовать вполне замечательно. Потом исцелишься, да ещё магический иммунитет приобретёшь на некоторое время. А Гуляев, если из камня не достать, умрёт.

– Правда? – опешила я, и рука, потянувшаяся к конфетам, повисла в воздухе.

– Ага, – Власта отхлебнула из кружки и кивнула. – Только в сказках окаменевшие богатыри стоят годами, а когда слезинка раскаяния излечивает их, то сразу принимаются отплясывать в силах и довольстве. В реальности: нарушение кровообращения, мозговой деятельности, атрофия мышц. И прочая бяка. Пока с ним не разберутся, про тебя и не вспомнят. Надейся, что позднее займутся.

Не знаю, приходило ли в голову хвалёным Чародеям, привлечённым к делу Верещагиными, что мной тоже надо бы заняться, но Гуляева они в норму привели. Вечером того же дня пришло сообщение от Радмилки. Она писала, что Славомир жив и практически здоров. И они собираются всей группой поехать к нему домой, чтоб проведать. Визит вежливости.

Ко мне же перед закатом пришёл лекарь и сообщил, что в понедельник выписка. И жить я смогу, как прежде. Только придётся регулярно посещать участкового Чародейного лекаря, наблюдаться. Но так как таковой у нас на участке не водится, то нужно ездить на Остров. Там замечательная лечебница.

Прекрасно!

Я-то думала услышать о приезде спасателей.

И вообще, конечно, хотела посмотреть Остров, однако в качестве зрительницы, а не пациентки.

– Какой Остров? – вслух озадачилась я после ухода лекаря. – И есть ли в Лебяжьем Чародейные клиники?

– Да прекрати ты, – откликнулась Власта. – Нашла, тоже мне, повод. Знаешь, сколько в Великограде людей под заклятиями? И ничего. Живут себе спокойно. Уезжать не стоит. Здесь и знахари лучше. И образование нужно.

– Сама против, – вздохнула я, – но не представляю, как… Про меня теперь и так всякую бредятину думают и говорят. А вернусь – каждый станет приставать: давай колись, как тебя угораздило? И выходить из комнаты придётся после заката.

Власта неопределённо хмыкнула.

– Станешь излишне волноваться: кто да что про тебя думает, кто да что говорит – вообще поводы для жизни растеряешь. Привыкнут. Скоро весна. Потом лето. Солнце станет раньше вставать и позже садиться. Время нахождения под заклятием сократится. И знаешь, стоит сбежать, как про тебя сразу начнут рассказывать более скабрезные вещи.

Тут она права. Люди – такие затейники.

– А жить? – тоном ведомого на плаху спросила я. – Кушать время от времени хочется. Я ж без работы осталась. У матери просить? Только не это. Да и объяснять придётся. Академия мне платит в месяц шесть гривен, сорок шесть кун. Не разгуляешься.

– Да. Не густо, – согласилась Власта. – А как, по-твоему, живут остальные? У нас на этаже таких много. И кстати, на втором есть интересный экземплярчик. Я тебя с ним познакомлю.

Замечательно получается! То есть она здесь которую седмицу слёзы льёт, в тускло освещённой палате, а меня наставляет на преспокойненькое обитание в большом городе. Да со знанием дела!

– Валяй, – хмуро кивнула я.

В тот вечер я впервые вышла в общую комнату на посиделки. Как выяснилось, довольно много пациентов живут в лечебнице постоянно. Ну как постоянно? Конечно, временно. До полного излечения. Но этот временный срок у некоторых настолько затягивается, что кажется почти постоянным.

По вечерам они собирались на диванчиках, обитых искусственной кожей, перед дальневизором, среди цветов в кадках. Обсуждали дела друг друга. Видать, огромное количество часов провели вместе. Знали о собратьях по несчастью, вероятно, даже больше самих собратьев. Знали об их близких и дальних родственниках, друзьях и знакомых. Интересовались здоровьем чужих рыбок и темпами роста рассады на подоконниках. Перемывали кости ставшим общими недругам и переживали за ставших общими приятелей.

Одна женщина не могла издавать членораздельные звуки. Она только квакала. Уже три месяца. Меня просветили: лечение помогает, и в кваканье начали вторгаться отчётливые слоги отдельных слов. Кто несчастную так наказал, доподлинно неизвестно. Но полагают, за излишнюю болтовню. Слишком уж она любила ляпнуть о ближнем гадость. Об этом стало известно со слов её сестры, которая регулярно приходила квакушку проведывать. Сестра также отличалась страстью к пустословию. Она в каждое посещение вываливала на благодарных слушателей воз новостей. О себе, о свекрови, о муже, о братьях, зятьях, золовке, детях, племянниках, соседях, правительстве, популярных певцах, знаменитых актёрах, известных боярах, никому не нужных алкоголиках из соседнего подъезда, своих кошках, своей собаке, известной курице-предсказательнице и Чародеях, подпольно занимающихся наведением порчи. А квакунья пыталась поддакивать. Когда это хорошо получалось, то она весело хлопала в ладоши. И все вокруг радовались ясно различимому «да». Темы, услышанные от любительницы посудачить, по вечерам вызывали споры. Иногда бурные. Особенно последняя. Использовать колдовское воздействие на людей без их согласия незаконно. Потому вполне естественно, что находится немало тех, кто этим вовсю занимается. Деньги есть деньги. Люди есть люди. Как не пообсуждать?