Елена Суханова - Лучезарный след

Весна: Передай, чтобы не торопился. И не настаивал. Здесь тоже заминка. Старейшины уже сомневаются. Наш братик им плешь проедает. В темпе, в каком только он умеет. Сам хочет в Велик. Как думаешь, стоит насыпать ему слабительного в квас?

Добрыня: Ещё как.

Весна: А балет – это действительно красиво?

Добрыня: Тебе бы понравилось.

Как Истома?

Весна: Лекарства получили. Хоть магнитик бы прислал.

Добрыня: Куда ты его вешать будешь? На ледник?

Весна: Я разберусь. Ты пришли. Я маме сказала, что пора прекратить звать младшего Истомой. Ему с каждым годом всё лучше. Вспомни, как раньше болел. Знахарка обещала, что умрёт в первые месяцы жизни. А ему двенадцать лет. Не так уже и истомляется. Пора менять имя.

Добрыня: На праздник имянаречения обязательно приеду. Домой хочу жуть как!

Весна: Может тебе просто девушку найти надо? Жизнь сразу другой покажется.

Что молчишь?

Добрыня: Мне только что позвонил представитель Всеслава Видного. Он точно удумал с нами встретиться. Вот счастье-то привалило. (аллегория сарказма)

Весна: Ух ты! Здорово! Братишка, не забудь о моей просьбе. Почему я не с вами?

Добрыня: Сивогривов сейчас то же самое сказал.

Весна: Спать пора. Завтра на охоту с отцом. А какой мне теперь сон?

Добрыня: Почему не К.?

Весна: А он пушнину в город везёт. Ты же понимаешь, самое трудное на нём. Подустал, бедолага. (аллегория иронии)

Добрыня: Спокойной ночи.

Весна: И вам.

Радмилка позвонила и уведомила, что приедет за мной только после обеда.

– Я тебя не ждала, – пробормотала я. – Кто зарекался, мол, в Доброделово больше ни ногой?

– Я не ногой, – резонно заметила Барышникова. – Я – колесом.

– С кем?

– Догадайся с трёх раз.

Понятно.

Власта насела на меня. Она чувствовала, что жирная рыба срывается с крючка. Что роскошная любовная история, какую можно потом долго обсуждать в общей комнате, вот-вот останется недосказанной. Скучно ей в лечебнице. Вроде и сериалы смотрит, и шоу «Хоромы-2», и сплетни выслушивает, – а всё мало.

– А твой Пересвет – он какой?

– Он не мой.

– А чей?

– Он сам по себе.

– Значит, безответная? Всё равно скажи, какой он?

– Власта, твой Сила – он какой?

Ответ я слышать не хотела, но соседка этого не поняла. Принялась расписывать. Такого количества эпитетов я даже в классических романах у талантливых авторов, чей словарный запас поражает объёмами, не встречала. Мне стало обидно за Власту. Я априори решила, что Сила давно о девушке позабыл. Иначе приезжал бы, звонил. Она, конечно, защищает его. Говорит, что не сообщала ничего о себе. Не хочет, чтоб он видел её такой, чтоб знал о случившемся. Но мне кажется, что при желании, при беспокойстве за любимую отыскал бы, поддержал. Вероятно, я не имею морального права думать о незнакомом человеке нелестно, но…

Дабы совсем уж не оставлять Власту без вечерней темы, я проговорила:

– Пересвет – он… – размышляла пару мгновений, чтобы не повторять ни одного из Властиных эпитетов, – светлый. Кого угодно пересветит, как ему и полагается.

Дубинина Радмилка в известность о своей инициативе не поставила. Потому он тоже приехал. Забрал у лекаря все мои справки. Взял сумку. Зачем-то пошёл за мной в столовую. Я собиралась со всеми попрощаться. Время обеда. Вышел оттуда несколько покорёженный. Я про выражение лица. И про внутренний мир, надо полагать. К такому зрелищу не каждый готов. Я и за семь дней не привыкла.

И не стремилась привыкать.

На улице, вдохнув морозный воздух, Милорад сказал:

– Я звонил тётке Пламене.

– Зачем?

– Обрисовал ситуацию. Она сказала, что могла бы взяться за тебя. Только нужно, чтоб ты приехала в Лебяжье.

– Дубинин, я тебя не усваиваю ни в каком виде. Сам талдычил: нельзя бросать Академию, нельзя уезжать из Великограда.

– Так не навсегда же.

Милорад скривился. Он терпеть не может объясняться. Начинает размахивать руками, повышать голос. Ему, как и мне, требуется понимание с полуслова. Обычно мы друг друга вообще без слов понимаем. Но иногда и вопросы задаём. Что временами раздражает.

– Пламена мне не поможет, – вздохнула я.

– Ты не можешь этого знать наверняка.

– Могу.

И я знаю. И Милорад знает. И Пламена знает.

У неё, как у любой Яги, свой подход к клиенту, свои силы, свои возможности.

И я для неё слишком чувствительная.

– Но она же сама… – уже без особой уверенности продолжил Дубинин.

– Думаю, ей просто посмотреть на меня надо, – предположила я.

– Для чего?

– Чтоб поржать! – брякнула я. – Оценить масштаб трагедии. Совет дать. Отварчик какой сготовить. Амулетик заговорить. Чародея порекомендовать. Всё это замечательно, но было б ради чего ехать в Лебяжье.

– Ты сама собиралась прятаться.

– Я не то чтобы передумала. Так, размышляю.

Мы подошли к воротам. Радмилка и её ухажёр ждали нас возле старого «Гуляй-Ворона».

– Да, вспомнил, – сказал Милорад, открывая калитку, – она посоветовала тебе ремень носить.

– Какой ремень?

– На который защиту ставила.

Ну да. Обереги. Их существует немало. И делаются они из чего угодно. Предпочтительнее натуральные материалы. Издавна считалось, что пояса обладают сильной сохранной энергетикой. Они же обнимают живот человека. Средоточие жизни, по древним поверьям. Свой ремень из натуральной кожи с массивной пряжкой я купила несколько лет назад. Незадолго до отъезда в Великоград. Тётка Пламена тогда и мне, и Дубинину ремни заговорила, чтобы хранили нас.

Эх, если бы я ещё верила в обереги!

– Только его и ношу. Другого нет, – ответила я. – Как видишь, не спасает.

– Ты тогда перед Лучезарой в домашней одежде находилась, – очень верно заметил Милорад. – Без ремня.

Причин в самом деле может отыскаться множество. Как в анекдоте: либо свисток не работает, либо акула глухая попадётся. (Это про невезучих.) Ремень мог помочь, мог не помочь. Возможно, он уже и исчерпал свою мощь. Или Лучезара сильнее (хитрее, вреднее) Пламены. Да и не нравилось мне носить ремень в последние месяцы.

Я не стала продолжать затронутую тему. Пожала плечами. Какой смысл воду в решете кипятить?

– Ну, привет, – не любившая изъявлять чувства, Радмилка лишь чуть-чуть приобняла меня.

Мы запихнулись в «Гуляй-Ворон». Радмилка – со мной на заднее сиденье. Сказала, что соскучилась. Давненько не болтали.

«Гуляй-Ворон». Чёрный как уголь. Я в машинах плохо разбираюсь. Но про эту модель немного знаю. У меня отец на такой ездит. «Вороны» перестали выпускать до моего рождения. Так что это уже антиквариат. Но сей антиквариат ещё вовсю бегает по дорогам. Одно время модели «Гуляев» называли именами животных: «Рысь», «Кабан», «Горностай». Затем перешли на птиц: «Сокол», «Ястреб». Сейчас используют погодные явления: «Раскат», «Молния».