Елена Суханова - Лучезарный след

Как по-разному мы видим одну и ту же картинку в зависимости от точки обзора.

– Вот как? – обронила я. – Повод задуматься. Скажи, а тебя не смущает, что Добрыня – оборотень?

Милорад резко повернулся. В глазах его читалось потрясение.

– Да ладно? Он сам тебе сказал?

– Нет, – я глянула вниз. Да до пола халат, чего ж я себя извожу?! – Предположила после того, как он принял меня за оборотня. Люди машинально начинают искать себе подобных, когда оказываются вдали от привычного общества. А ты не знал?

– Никто не знает, Добряна. И ты, получается, тоже, – Дубинин разочарованно вернулся к поиску бомбочек. – Про них с Храбром везде пишут, но без раскрытия принадлежности. Предполагать мы можем всё, что в голову взбредёт, а как оно там в самом деле… И да, меня не смущает, что он – Забытый. Я не фанат сословизма.

Вычислитель пискнул. Ягода вышла на связь. Милорад нажал на кнопку, и на экране появилась русоволосая кудрявая девушка. Симпатичная, в большой мужской рубашке, вид полусонный.

– Прошу прощения. Я проспала.

У них же утро, осенило меня.

– Ничего, – пробормотал Милорад. Я встала рядом, чтобы попадать в поле зрения камеры.

– Давайте знакомиться, – предложила Ягода и обошлась без нашей помощи, сама себе представляя новых знакомых: – Ты, как я понимаю, Милорад?

Дубинин кивнул. Хотя что тут уточнять?

– А это твоя названая сестра?

– Добряна, – подсказала я.

– Я мало поняла из письма. Давайте разжуйте в два голоса, что Лучезара вытворила.

Когда Ягода говорила, то старалась привлечь внимание к губам. Выпячивала их. Видимо, привычка. Как-то она очень эротично произносила слова.

Отвечала я. Да Милорад всех подробностей и не знал, потому удивлённо реагировал на отдельные фразы.

– Да-а-а, – протянула Ягода, когда я закончила. – Похоже на Верещагину.

– Послушай, она как-то обмолвилась, что ты можешь её заклятия снимать. Даже если другие Чародеи опускают руки, – перешла я к делу. – Мне больше не к кому обратиться, – последнее получилось умоляюще.

Она посмотрела на меня так пронзительно, так изучающе. В душу закралось подозрение: сейчас запросит уйму денег.

Я о людях отрицательно думаю чаще, чем они того заслуживают. Возможно, Ягода просто собиралась поинтересоваться, что ещё Лучезара о ней рассказывала. Но не стала.

– Могла, – веско объявила собеседница. – Сейчас ни в чём не уверена. Мы с Лучезарой давно друг для друга никто.

Почему-то я лишь в этот момент дословно вспомнила слова Верещагиной. Она сказала: «У меня сестра БЫЛА».

Осознала, что вот-вот разревусь и отошла от камеры. Села на кровать.

Я верила в помощь Ягоды. Я держалась этой верой. Видимо, просто хотела забыть, что сестра БЫЛА.

Дубинин же совершенно не придал значения словам Ягоды:

– И что? Если вы с Лучезарой больше ни вась-вась, ты колдовать разучилась что ли?

– Ты не совсем понимаешь, – взялась растолковывать цифровая визави. – Мы с Лучезарой вместе росли. Учились, гуляли, всё свободное время проводили рядом. Мы на обряд названости пошли сознательно. Очень близки были. Любой обряд – не пустой звук. Он накладывает определённые обязательства. Мы же обращаемся к иным силам в момент его прохождения. Названость роднит сильнее, чем кровь на уровне духовности. Но близость эта духовная сохраняется только при условии поддержки стабильных отношений. У всех людей. Независимо от сословной принадлежности. Тогда как кровные родственники могут годами не разговаривать, но останутся родными людьми. Их кровь объединяет. У нас с Верещагиной нет общей крови. И нет поддержки отношений. У нас уже ничего общего нет. Adios [2]! – она затихла, приняла независимый вид. Это я уже видела, ибо утёрла слёзы и встала за спиной своего духовного близнеца. – Я предала Лучезару, – негромко сообщила Ягода. – В тот момент порвались все связи, объединяющие нас. А вот колдовать я совсем не разучилась, – встряхнулась она, – скорей напротив. Я попробую. Мне надо, Добряна, на тебя посмотреть без халатика.

Думаю, нам с Дубининым сверлил мозг один и тот же вопрос: в чём суть предательства, о котором ты упомянула, Ягода?

Но мы промолчали.

Милорад отошёл к окну, а я распахнула халат и обратила глаза кверху.

Я не просто боюсь, что меня кто-то увидит в таком виде. Ягода, как и лекари, – не в счёт. Я сама боюсь себя увидеть. Я вот уже две седмицы не смотрюсь в зеркало после заката. Я раздеваюсь в темноте, благо заклятие только в темноте и живёт. Если мельком гляну, то тут же зажмуриваюсь. Я потрогала свою нижнюю половину тогда в лечебнице и больше стараюсь этого не делать. Я против того, чтоб запомнить себя такой.

Пока Ягода разглядывала полукозицу, я изучала белизну потолка. Чтобы не думать о том, как глупо смотрюсь, обратилась мыслями к недавно услышанному.

Я никогда не относилась к обрядам, как к чему-то, имеющему большое значение. Обряд для меня как раз таки – пустой звук. Гораздо значительнее, что в душе. Кто-то проходит обряд погружения в религию, а в случае отказа от веры идёт на обряд разрушения. Мне это кажется странным. Меня в детстве погрузили в веру, но это не значит, что я действительно верю. Некоторым людям, чтобы назвать себя неверующими, необходим полноценный обряд разрушения. А я плевать хотела на обряды. Неверующая – и всё тут.

Или вот свадьба. Иные влюблённые живут себе вместе и убеждены, что раз боги их свели, то они уже перед ними муж и жена. Другие отправляются в грамотные отделы княжества, где их регистрируют перед законом как супругов. Полученную грамоту они берегут (важный документ) и живут счастливо настолько, насколько позволяют взаимные чувства. Третьи уверены, что совершенно необходимо пройти свадебный обряд в храме. Надёжин муж сказал после такого обряда: «Нам теперь нельзя изменять и расходиться!» Значит, без обряда бы ты, скотиняка, изменял и расходился б во все тяжкие! Обалдеть!

Получается, что некоторым людям важнее внешняя оболочка. Красивая картинка, а не настоящие чувства. Истина сокрыта не в обрядах. А иной раз в обряде даже больше лжи, чем правды. Ибо принимают в нём участие нередко, чтоб угодить другим.

Единственный обряд мне по душе. Имянаречение. Потому что весело. И ни для кого не является аксиомой. Можешь соглашаться, можешь не соглашаться. Можешь сейчас согласиться, а потом при получении личной грамоты назваться хоть горшком. Можешь прямо на имянаречении отстаивать имя, какое пожелаешь, а если не верят, что его достоин, пойти и доказать. Возможности почти безграничны.

Милорадова мама весьма серьёзно относится к обрядам. Я для неё дочь просто потому, что назвалась сестрой Дубинина. При этом со старшим братом Милорада я никаких обрядов не проходила, и матушка меня за него вовсю сватает. По-видимому, для того чтобы дочь стала ещё дочее.