Елена Суханова - Лучезарный след

Радмилка пожала плечами:

– Всё возможно. Насколько я знаю, Гуляевы виру принимать не хотят. Они требуют жёсткого наказания. Девчонки рассказали, что Славомир как-то в Академии рвал на груди рубаху, утверждая, что Верещагиной, когда её найдут, мало не покажется. Я, правда, думаю, что он бы как раз вирой очень удовлетворился. Жутко трусит. Славомир характером никогда не отличался. Картинка славная, а начинка гнилая. Но папашка у него – мужик упёртый. Жаждет мести. И потом, понимаешь, закон есть закон. Даже если родители, пользуясь своими связями в Численном судопроизводстве, смогут дело замять, в чём я сомневаюсь, то Лучезару в Чародейном суде станут судить в любом случае. В подобных преступлениях уплата виры полностью от ответственности не освобождает. Есть ещё ты, в конце концов. Допустим, Верещагины заплатят виру тебе и ты заберёшь заявление. Предположим, заклятие спадёт само, ты простишь Лучезару и вы облобызаетесь. Чародеи-правдоблюстители в покое её не оставят. Колдовать запретят однозначно, на срок… не помню количество лет. Нам Чародейное законодательство на втором курсе читали. И то я его прогуливала. Его многие прогуливали, препод очень занудный. Зато он потом на зачёте оторвался. А позднее, когда снова нашей девочке разрешат творить волшебство, то весьма ограниченно. Например, лишь в сфере красоты. Любое колдовство, которое она совершает сейчас, где бы ни находилась, – незаконно. Следить за ней теперь станут всю оставшуюся жизнь. После поимки, разумеется. Ну, и наказание наложат. Оно у Чародеев, как я уже дала понять, предусмотрено, невзирая на виру. Повторюсь: вира не освобождает от ответственности, вира освобождает от мести. Твой Дубинин не теми терминами оперирует. Нашла, кого слушать. Кстати, с матерью Лучезары похожая история. Но Лучезара, видимо, ещё более чокнутая. А если б она убила Славомира?..

– Тебе её не жалко? – печально вопросила Златка.

Радмилка опять пожала плечами:

– Жалко, что из-за Гуляева. Попался бы кто стоящий.

Я уловила подрагивания над ведьминой кроватью и побоялась, что Чародейка себя выдаст. Не думаю, что Лучезаре захотелось бы защищать Славомира. Скорее всего, сама уже считала, что он и вправду не стоил того, чтобы страдать теперь остаток жизни. Но… речь же о Верещагиной!

Что от неё ждать – никому неизвестно. Это мне и лекари говорили. Зачем я коснулась этой темы? А, ну да. Затем, что сама Лучезара в разговоре со мной отказывается её касаться. Пусть не забывает.

Стоп! А вот здесь интересно!

– Верещагины могут захотеть уплатить мне виру, лишь бы я отказалась от претензий?

Нам бы с Дубининым сейчас деньги не помешали.

– Могут захотеть, могут не захотеть, – Радмилка развела руками. – Не имею представления. А впрочем, ты же разговаривала с мамой Лучезары. Если б она собиралась тебе заплатить, то заплатила бы. А так наверняка думает решить дело другими способами. Ты для них – мелочь. Реальная напасть идёт от Гуляевых.

Вот ведь! Каждый норовит напомнить, что я ничего особого не представляю, тогда как Гуляевы!..

– Я иногда думаю, почему Верещагина Славомира просто не приворожила? – шёпотом (Численная привычка) спросила Златка. – Могла же. Странно так. Чародеи намного сильнее нас. Разве им выгодно жить с Численными мирно? Не проще ли командовать?

– Ой, Злата, – фыркнула Радмилка. – Это ещё в школе проходят. Чародеев мало. Насколько я помню, семь процентов от населения Земли. А Забытых – четыре. Так? Нас – подавляющее большинство. В любых военных конфликтах Численные одерживали верх именно благодаря большинству. Оттого мы и Численные, то есть многочисленные. Проще дружить. Мне как-то Лучезара доказывала, что они для планеты важнее. «Мы, – говорит, – во время войны города от бомбёжек спасали волшебством. Вы, – говорит, – Численные, всё бы уничтожили. Наших погибли тысячи, чтобы спасти миллионы ваших».

– А ты?

– А я ей ответила: «Ну, не ты же лично сохранила для потомков Великоград. Сиди и не выступай».

Я снова уловила подрагивания. Лучезара – особа будоражная. Того и гляди, впрямь обнаружит себя неожиданно перед девчонками. К тому же, полагаю, Радмилка могла и приукрасить их давнишнюю беседу. Главное, чтобы ведьма не начала отстаивать свою точку зрения прямо сейчас.

– Ладно, идите уж, – бесцеремонно повелела я. – Дра́зните меня только. Ногами своими красивыми.

Девчонки ещё задержались на несколько минут. Поговорили о Сивогривове. А затем отправились на гуляния.

– Ух, – облегчённо выдохнула Лучезара, становясь видимой, – чуть не заметили.

– Вот здорово бы получилось, – ответила я, на всякий случай закрывая дверь. – В эту самую минуту тебя, возможно, уже выводили бы на улицу люди в форме. И так тебе и надо. Не помогает твой массаж.

Утром того дня я ездила в храм Рода. Там хорошо. Спокойно. Давненько я не получала удовольствия от посещения храмов. Как и большинство, предпочитаю капища под открытым небом. Всё, что там происходит, открыто богам. Всё честно.

Надёжа уверяет, что боги слышат только тех, кто в них верит. Она отговаривала меня от поездки. То есть это я посчитала её слова отговорами. Она-то, полагаю, всеми силами призывала меня начать верить, но такие вещи не происходят по щелчку тумблера. И я мысленно присоединилась к мнению того самого жреца, который жил у нас в подъезде. Он считал, что обратиться к богам можно в любой момент и в любом месте. Можно даже обратиться к богам других народов. Коли они посчитают твою просьбу достойной, они её услышат. А если совсем повезёт, даже ответят.

Не знаю, в каком виде придёт ответ и придёт ли вообще, но уверена: предпринимать что-то нужно. Лишь бы не опускать руки. А то так и будут волосеть и видоизменяться ноги. Да и день выдался выходной по случаю Масленицы. Что его терять?

– Я читаю всё, что пишут в Кружеве, – обиженно поджала губы Лучезара.

– Про звёзд кино?

– Нет. Про избавление от заклятий.

– Мало читаешь, – бросила я и объявила, что пора спать.

– Рано же ещё, – попыталась воспротивиться соседка.

– Лучше проспать чужое веселье, чем слушать его из-за стены.

Но уснуть не получалось. Глядя на освещённый фонарями кусок потолка, я гнала из головы мысли, а они не слушались.

– Почему ты обижаешься на маму?

Лучезара при упоминании в разговоре её матери всегда начинала сердиться. Вот я и поинтересовалась.

– Она всю жизнь занималась только собой. Крутилась перед зеркалом, примеряла наряды, принимала подарки от поклонников, думала о своей известности. Я для неё являлась обузой.

Детские обиды – самые сильные. И, наверное, самые глупые. Лучезара выплёскивала накопленное и выглядела в этот момент маленькой девочкой, чей рисунок родители признали некрасивым. Я горько усмехнулась в душе. У меня тоже к родственникам ворох претензий из детства. И все нелепые, если подумать.