Сергей Пономаренко - Седьмая свеча

– Я не знаю, где он живет. Пусть кто-нибудь покажет, сам я его дом не найду.

– Да тут недалече. За домом Бондаря повернешь направо, доедешь до Дмитренков, а там свернешь в проулочек, к ставку. Это рядом с кладбищем, только с другой стороны.

– Я здесь совсем не ориентируюсь. Буду блуждать неизвестно сколько. – Глеб отрицательно замотал головой.

– Ладно, пошли. Сейчас найду тебе поводыря!

Они медленно прошли по чисто убранному огороду. Можно было подумать, что хозяйка знала собственную судьбу и поторопилась все убрать, чтобы не добавлять хлопот наследникам и соседям. Когда они подошли к калитке, баба Маруся, обведя взглядом двор, крикнула:

– Манька! Поди сюда, быстро!

Глеб был готов провалиться сквозь землю. Про себя твердил, словно заклятие: «Только бы не она! Только бы не она!»

– Манька, надо съездить к батюшке, а то он припаздывает. Глебушка не знает дороги, поедешь с ним. На автомобиле! – Баба Маруся говорила тоном одновременно приказным и вопросительным. Сказано было так, что вот надо – и все, и в то же время слышалось: а можешь ли ты?

– Отчего не съездить, съезжу. Вы не против, Глеб? – спокойно отреагировала Маня, поймав его настороженный взгляд.

Ему стало неловко, и он сразу опустил взгляд в землю. Маню нельзя было назвать пожилой женщиной, и это при том, что на ее лице совсем не было косметики. Чудит матушка природа, создавая такие феномены! Но Глеба сейчас занимало не это, а то, что Маня поедет вместе с ним и как на это отреагирует Оля. Отказаться неудобно, ведь нет никакой причины для этого. Ну а что такого в том, что Маня покажет дорогу к дому священника?! Баба Маруся в случае чего подтвердит Оле, что это она назначила Маню в проводники. Время поджимает, да и готово уже все для похорон, ожидают только священника.

– С какой стати мне возражать? Поехали. – И, не оборачиваясь, Глеб направился к машине.

Вначале они ехали молча, Глеб то и дело поглядывал в салонное зеркало, стараясь увидеть на лице спутницы признаки приближающейся старости. Здоровый цвет лица, никакой пигментации, свойственной пожилым людям, и на предательском лакмусе возраста – шее и руках – отсутствуют морщины. Даже сорок ей никак не дашь, разве что с натяжкой. Может, Оля пошутила? Тут он обратил внимание на то, что Маня вроде как и смотрит вперед, но улыбается с ехидцей (зубы белые, красивой формы): мол, что, доволен наблюдениями? Глеб вздрогнул и, непонятно почему, покраснел.

– Здесь нам надо повернуть налево, – скомандовала Маня, – хотя мы едем, по всей видимости, напрасно.

– Почему? – удивился Глеб, и, притормозив, так резко повернул, что не пристегнутую Маню бросило на него, она на мгновение прижалась к нему, обдав запахом цветочных духов.

Глеб молниеносно отстранился, вплотную придвинувшись к окну. Запах духов был тот самый, который он ощутил ночью во сне! «Выходит, это тоже был не сон?! Разве могут присниться запахи? Из этого следует, что я с ней переспал ночью?! Ужас! Но это уже произошло». Глеб чуть ли не с ненавистью посмотрел на спутницу.

– Извините! – смутилась Маня и быстро отодвинулась.

– О повороте надо предупреждать заранее, – недовольно пробурчал Глеб, все больше раздражаясь. «Ольга сказала, что не поручала Мане приютить меня, выходит, это была ее инициатива. Больше того, из слов Оли следует, что они не в очень хороших отношениях. Что за черная кошка пробежала между ними? Об этом позже расспрошу Олю, а пока надо выполнить поручение, но как понять странную реплику Мани?» – Почему мы едем напрасно?

– Не придет батюшка на похороны Ульяны, – хмурясь, произнесла Маня. – Здесь надо направо! – спохватилась она, но опять поздно сообщила Глебу о повороте.

Он вновь выполнил резкий маневр, но на этот раз Маня удержалась на месте.

– Я же просил говорить заранее, где надо будет поворачивать. – И, как бы ни к кому не обращаясь, в пространство салона Глеб повторил свой вопрос: – Так почему?

– Теперь только прямо. Увидишь, – кратко ответила она.

Глеб вздрогнул – она первый раз за все время обратилась к нему на «ты». Что бы это значило?

Грунтовая дорога вырвалась из окружения разнообразных заборов, прячущихся за ними домов – от развалюх, крытых камышом, до двухэтажных зданий под еврочерепицей, и дальше свободно протянулась вдаль, словно прочерченная под линейку. С обеих сторон пошли пустые огороды, кое-где уже перекопанные на зиму. Потом слева потянулись одинаковые, словно репродуцированные близнецы, унылые серые двухэтажные многосемейные коттеджи, а справа, за огородами, виднелось кладбище. Мрачный вид черных, освобожденных от растительности участков и сразу за ними кладбищенские кресты, вероятно, не добавляли оптимизма жителям коттеджей, окна которых выходили на эту сторону. Латинское выражение «memento mori» [2]имело непосредственное отношение к их жизни.

– Возле следующего дома остановитесь, – скомандовала Маня, и Глеб послушно нажал на педаль тормоза. Раздался неприятный скрип.

«Надо будет при случае взглянуть на тормозные колодки – по-видимому, пришло время их менять», – подумал Глеб, остановив автомобиль. Маня раньше него выбралась из машины, энергичным шагом прошла к входной двери. «Вечером, помнится, еле ноги волочила», – удивился Глеб. Она, не оглядываясь, вошла в дом, громко хлопнув дверью. Глеб в недоумении остановился на полдороге. Идти вслед за ней или подождать во дворе? Затем решил: раз уж он здесь, надо войти вслед за ней. Уж слишком она странная, и эти ее недомолвки…

В коттедже было четыре квартиры: две на первом этаже, две на втором. Квартиру священника Глеб определил очень просто – по широко распахнутой двери и стоящей возле нее Мане, тихо разговаривающей через порог с молодой полной женщиной в простом темном платье. Увидев Глеба, женщины замолчали, словно заговорщики. Матушке на вид было меньше тридцати, но ее чрезвычайно бледное рыхлое лицо с множественными гнойничками на лбу и щеках, обрамленное черным платочком, было болезненным. Глеб поздоровался с ней и вопросительно посмотрел на Маню, чувствуя себя неловко, будто отвлек женщин от чего-то чрезвычайно важного.

– Матушка Софья сообщила, что отец Никодим уехал в соседнее село и вернется поздно, поэтому на похороны не успеет. Предложила нам взять землю с могилы Ульяны: он завтра могилу и запечатает, – спокойно пояснила Маня, точно речь шла о чем-то обыденном, не о похоронах, где священник является одной из ключевых фигур печального ритуала.

Попадья жалобно посмотрела на Глеба, как побитая собака, словно прося пощады, и того от ее взгляда передернуло. «Выходит, мы, и правда, зря приехали, и Маня знала об этом наверняка, но меня в это не посвятила. Как об этом сказать Оле? Для нее это будет удар!»