Сергей Пономаренко - Седьмая свеча

«Все не то. Тон приторно-заупокойный. Пишу словно прощальное письмо, как будто я сдалась, потерпела поражение. Возможно, я проиграла эту битву, но до конца войны еще далеко. Какая-то девчонка вздумала со мной тягаться, а я нюни распустила. Ей повезло, что до сих пор удавалось оставаться в тени, но теперь, как говорится, маски сброшены. Я предприняла меры на самый крайний случай – раздобыла килограмм ртути. Это медленная и мучительная смерть через несколько месяцев, но я просто перестраховываюсь. Жаль, конечно, квартиры, но это лучше, чем недооценить врага. Письмо это я уничтожать не буду, положу в тайник, чтобы после неизбежной победы перечитать его и посмеяться над собой, паникершей».

Потом ей пришла в голову новая, озорная мысль, она подняла листок и дописала: «Потому что не смогу я здесь спокойно лежать – слишком суетно. И помни, что бы ни случилось, я буду любить тебя вечно !»

«Это можно посчитать признанием в любви и скрытой угрозой, – усмехнувшись, подумала она. Поколдовала над трельяжем, открыла потайной ящичек и сунула в него письмо. – Глупо и кощунственно так писать о себе. Но разве то, чем я занималась до сих пор, не глупо и не кощунственно?»

«Возможно, это то, что мне нужно в данный момент, – подумала она. – Вид достаточно болезненный, так что, необходимость ложиться в больницу не должна вызывать у следователя подозрений». Вспомнила, как Степан, смеясь, рассказывал, что прокуратура и больница – как причина и следствие. Если у бизнесмена возникают серьезные проблемы с прокуратурой, то он первым делом старается затянуть следствие, кочуя по больницам, «отстреливаясь» всевозможными справками о состоянии здоровья. Возможно, но… Ольга упрямо тряхнула головой. «Приберегу это на крайний случай. Я никогда ни на кого не надеялась, только на себя, на свои силы. Внешность, слово, действие – это тоже оружие, иногда даже более эффективное, чем официальная бумажка. Поэтому к следователю явлюсь не как жалкая развалина, а как змея-искусительница. А будущее покажет, права я была или нет…»

«Будущее – это то, чего у тебя уже нет!» – вдруг в голове словно прозвучал голос покойной матери Ульяны, и Ольга почувствовала, как спину обдало холодом смерти.

«Ты не права, старая колдунья! – мысленно возразила Ольга. – Пока я жива, у меня есть будущее».

«Пока…» – пронеслось эхом в голове, но Ольга уже прекратила спорить сама с собой. Опять пошла в ванную, вымыла шампунем голову и уложила волосы феном, затем занялась «боевой раскраской» лица. «Макияж должен не давить, а привлекать, быть ненавязчивым, но в то же время подчеркивать имеющиеся достоинства, – дала она себе установку на спокойствие и уверенность в себе. – Макияж утренний и вечерний отличаются, как день и ночь. Точно так же, как деловой и для любовной встречи. А какой подойдет для встречи со следователем? Он должен помочь расположить его к себе, завлечь. Для этого подойдет персиковый цвет и нежные тона. Все женщины в какой-то степени ведьмы, поэтому любой макияж – это тот же приворот, только без слов и заклинаний».

Пока Ольга рылась в ящиках трельяжа в поисках подходящей косметики, ей под руку попалась старая упаковка от французских духов, некогда подаренных Глебом. Она с раздражением схватила ее, намереваясь выбросить, и тут почувствовала, что она не пустая. Открыв, обнаружила в ней огарок свечи. Воспоминания сразу перенесли ее на несколько месяцев назад, в день смерти матери, когда ей казалось, что весь мир вертится вокруг нее, а единственной проблемой было избавиться от Глеба. За это время столько близких ей людей покинули этот мир, а Глеб, хотя и находится в заключении, продолжает жить. Такое чувство, что он неразделимо связан с ней крепкими нитями, больше напоминающими паутину. Она подбросила на руке огарок свечи, но не смогла поймать, и он закатился за тумбочку.

Ольга вышла из квартиры и стала медленно спускаться по лестнице. Слабость, вялость во всем теле, легкое головокружение вызывали желание лечь в постель, но она пересилила себя и вышла во двор. Осенняя свежесть немного взбодрила ее. Она обвела взглядом двор, словно впервые увидела его. Небольшой клочок асфальта, сжатый со всех сторон домами, гаражами и мусоркой. Перед домом напротив узкая полоска земли, огражденная деревянным заборчиком, перед ним скамейка, на которой любят греться на солнышке пенсионеры.

Возле нее обычно ставил свой «лексус» Степан, и там же он принял смерть от руки Василия. А сейчас возле этой скамейки стоит ее автомобиль. Она прошла по тому месту, где тогда лежало мертвое тело, и ничего не почувствовала. Обычный пятачок старого асфальта, и ничто не напоминает о том трагическом событии.

Что думал Степан тогда, какие мысли были последними перед тем, как его душа покинула этот мир? Вспоминал прошлое, детство, маму, а может, ее, Ольгу? Впрочем, скорее всего, нет. Пуля принесла боль, которая вытеснила из сознания все. Боль, шок, небытие, из которого нет возврата.

Тут Ольга вспомнила, что забыла в квартире мобильный телефон. Можно, конечно, не возвращаться, а дать ключи от дома Вараве и попросить его привезти телефон вечером в больницу. А самой отдохнуть, поваляться на больничной койке, отрешившись от всех забот. Но сейчас предстоит разговор со следователем, после которого, возможно, ей придется предпринять экстренные меры и телефон будет кстати.

Поднявшись на второй этаж, подумала: «А может, к следователю сегодня все же не стоит ехать? Повестки нет, я серьезно больна. Убедительное объяснение есть – ухудшение самочувствия. Если что, Маргарита Львовна не даст в обиду, распишет мое заболевание в красках». Но Ольга все-таки зашла в квартиру за мобильным телефоном, а на обратном пути в коридоре посмотрелась в зеркало, осталась собой недовольна, но подмигнула отражению – мол, не теряй надежды, пока я есть, вот если меня не будет, то и тебе не быть.

Плохая примета – возвращаться с дороги. У Булгакова в «Мастере и Маргарите», если бы Берлиоз на пять минут раньше или позже вышел из парка, то ничего бы с ним не случилось – в первом случае трамвай не доехал бы до перехода через трамвайные пути, а во втором – уже проехал бы его. Выходит, что сроки жизни предопределены судьбой, а мы только статисты, и неизвестно, лучше нам от этого или хуже.

Когда уже тронулась, пожалела, что села за руль. Головная боль усилилась, тошнота то и дело подкатывала к горлу, резь в глазах вызывала слезы, и все виделось словно в тумане, мелькали неясные образы.

Был час пик: перегруженные автотранспортом дороги, матерящиеся и ни при каких обстоятельствах не уступающие дорогу водители, ловкачи, пытающиеся протиснуться в самых невероятных местах, издерганные регулировщики на перекрестках, всегда правые пешеходы, пересекающие проезжую часть, где им вздумается.