Вероника Кунгурцева - Девушка с веслом

Увидев Кулакова, главбух Раиса Андреевна осклабилась – справа вверху блеснула золотая фикса, слева внизу не было двух зубов, видимо, не успела вставить, – расцепила руки с практиканткой Любой Калошей, не прошедшей еще положенного испытательного срока, поманила Кулакова пальцем и любезно кивнула на образовавшуюся в хороводе брешь: дескать, вставайте. Кулаков, потерявший дар речи, повел перед своим носом ладонью: то ли приветствовал бухгалтеров, то ли отказывался встать в круг. Блезнюк принял на работу – по рекомендации Надраги – нового главного редактора «Новостей», приторную даму с девятиклассным образованием, прибывшую в город из неведомого далека, а та привела нового главбуха.

– Владимир Святославович, – четко выговорила главная бухгалтерша, улыбнувшись еще шире, – вы тут самый умный, самый интеллигентный, самый талантливый человек… Я ваша большая поклонница! Какие замечательные сюжеты вы делаете, как вы знаете историю Города, и всегда-то вы найдете что-нибудь эдакое, чего никто не найдет. Например, вот этот сюжет про лестницу: как дореволюционный Мамонтовский спуск в советское время был переименован в Пролетарский подъем. Я всегда спускаюсь по этой лестнице и поднимаюсь и ничего этого не знала. А вы раскопали и с таким юмором подали. Я много смеялась, да что, вся наша большая семья хохотала до колик в животе сардоническим смехом Сарданапала. И как же, как же я счастлива теперь воочию убедиться, какой вы прекрасный, замечательный, милый человечек…

Кулаков, обклеенный лестью, как изнанка стола – изжеванной резинкой, почувствовал, что краснеет.

– Бог вас любит; видно, что Он вас очень-очень любит… – продолжала, чуть не плача, главбух. – Он к вам привязан. Да и как вас не любить?! Тот, кто к вам плохо относится, тот… Если бы вы оказали нам честь и поддержали нас… видите, мы тут одни женщины, мужской голос был бы нам так кстати! Притом что и все молитвы идут от лица мужчины, от первого лица, так сказать, от лица вожака, запевалы, которого нам так недостает…

И Раиса Андреевна вновь гулко затянула:

– Теперь я твой, я тво-о-й, навек спасен тобо-о-й… О, если бы вы могли подтянуть…

Опешивший Кулаков воскликнул:

– Так вы только за этим меня звали?!

Главбух кивнула и построжавшим голосом спросила:

– Так как, Кулаков, будете молиться с нами?!

Кулаков попятился из бухгалтерии в коридор. К счастью, в конце коридора появился Брагинец, который махал руками и орал:

– Володя! Где тебя черти носят, я давно камеру взял, жду тебя! Мы будем сегодня работать или будем ваньку валять?!

– Извините, я православный, – скороговоркой бросил липучке Кулаков и побежал навстречу Брагинцу.

Варька пришла со школьной практики – и заперлась в своей комнате на ключ. Это было ужасно: она написала записку Богдану Кузнецову и незаметно вручила – записка была уже неделю как готова, вся истрепалась в кармане джинсов, но удобного случая передать свернутый в несколько раз лоскуток никак не представлялось. Конечно, можно было написать обычную эсэмэску, но Варьке хотелось, чтобы всё было как в книгах. И вот наконец она улучила момент – и нате вам: Богдан показал признание в любви Вите Похиташке да еще Томе Уклейкиной, старосте класса и закадычной Варькиной врагине. Уклейкина прочитала вслух глупейшую Варькину записку, и они с Богданом переглядывались и пересмеивались. Боже, как больно в груди! И этот Похиташка подхихикивал… Тоже друг называется; а потом взял и убежал с практики домой. Классная руководительница Алла Николаевна страшно ругалась, даже послала пацанов за ним вдогонку – но всё напрасно: Похиташка не вернулся.

Уклейкина в этом году вытянулась – и стала вровень с Варькой, притом что Тома, в отличие от многих девочек, злоупотреблявших едой из «Макдоналдса», длинноногая худышка, как и Варька. А вот лучшая ее подруга Катька была этакой пышечкой , как говорила Варькина мама. Пышечка! Варька, когда подруги не было поблизости, вставала на ее защиту горой, уверяя, что нисколечко Катька не толстая. Зато в лицо Варька то и дело подругу подъелдыкивала: мол, она десятую булочку ест, никак не остановится, мол, она уже в трюмо не помещается… Должна же в конце концов Катька похудеть: разве можно в пятом классе иметь грудь третьего размера?!

И Тома Уклейкина в этом году выбилась в отличницы – Алла Николаевна говорила на заключительном собрании, что Уклейкина задницей берет: мол, ой какая же Тома усидчивая да ой какая же Тамара упорная! Как будто никто не знает, что училки за деньги занимаются с Уклейкиной после уроков, допы она берет – вот и стала отличницей… Дескать, не зря посадила с Томой Катю Травкину – вот результат: по литературе Катя подтянулась, сочинения пишет неплохие, ой, как же хорошо Уклейкина влияет на подругу Кулаковой! Ведь не могла же Варька сказать, что это она пишет за Катьку домашку по литературе, при чем тут Уклейкина?! И кто помогал той же Уклейкиной задания по истории выполнять – она же и помогала, дура, дура! А что было дома после того итогового собрания – Варька даже вспоминать не хотела…

Ну и ладно, пускай этот дегенерат Кузнецов целуется со своей Томочкой, у Варьки будут друзья и без него. Недавно по совету мамы, которая, по ее словам, в пятом классе влюбилась в мальчика, а тому нравилась ее лучшая подруга (вот ужас! хорошо хоть это Уклейкина, а не Катька!), Варя затеяла интригу: сделала вид, что ей нравится Витя Похиташка – лучший друг Богдана, притом что он не бака [1]   Дурак ( яп. ). : читает энциклопедические словари, пытается играть на гитаре, хотя и не смотрит аниме. И что же?! Похиташка поверил – и с тех пор не дает ей проходу. Ну зачем ей эта мелочь пузатая, Похиташка, скажите на милость?! Хидои [2]   Ужас, жестоко, жесть ( яп. ). , да и только!

Варьке было так плохо, что хотелось отскоблить от себя собственное имя. Конечно, если бы она звалась Сакурой или… Бельфигорой (как-то она сказала матери, что свою дочь назовет так, и мама, смеясь, спросила: «А сокращенно это будет Фига? Фига Кулакова – звучит…») – Кузнецов на Уклейкину и не глянул бы! А вот если бы она умерла – этот завзятый троечник Богдан проронил бы хоть одну слезинку? Даже если бы и проронил, его бы Томочка тут же утешила, поняла Варя. Ой-е-ей, как тяжело жить! Итай! [3]   Боль ( яп. ).

Но тут Варька вспомнила, что Катя помимо трех дисков – которые еще предстояло посмотреть – принесла ей целую кипу кавайных [4]   Прелестные, восхитительные ( яп. ). картинок, скачав их из Интернета и распечатав: у Вари кончилась краска в цветном принтере. Три стены в комнате уже были обклеены вдоль и поперек листами А4 с лицами Наруто, Саске, Реборна, Франа, Мэлло, Мэта и других, и только кое-где проглядывали салатные обои с корабликами. И Варька, стараясь забыть выражение лица Богдана Кузнецова, когда тот читал слова любви (которые она так долго придумывала, зачеркивала, перечеркивала, пока не нашла подходящие, как ей казалось), а также ехидную усмешечку удачливой соперницы Уклейкиной, занялась оклеиванием бесхозной стены.