Анастастия Енодина - Отверженный

Он пробежал глазами по оружию, висевшему на стене, по портрету Бравы, который нарисовал какой-то весьма талантливый валинкарец, при помощи магических способностей воссоздавший на холсте образ рыжеволосой девушки. Она улыбалась своей привычной ничего не значащей и не дарующей тепла улыбкой, которая вызывала у мага желание отвернуться. Ему вообще казалось, что в Валинкаре не осталось нормальных живых представителей женского пола. Было немало желающих заполучить загадочного принца в свои ухажёры, и иногда он даже поддавался на провокации, но быстро разочаровывался. Впрочем, эти разочарования не расстраивали его особенно сильно: он довольно скоро утвердился во мнении, что валинкарские красавицы в большинстве своём отличаются друг от друга лишь внешностью. И всё равно, даже при этом, Брава казалась ему верхом глупости и отсутствия хоть какого-то внутреннего содержания. Странным было то, что магу казалось, что она не поумнеет и, прожив тысячу лет. А ведь валинкарцы могли бы быть лучше: например, Элара была мудрой (как он тогда считал), Лаивсена сочетала в себе зачатки разума и красоту… Где-то среди этого народа наверняка скрывались подобные им, только Лайгону они пока не встречались.

— Слушай, Феронд… — обратился маг к брату, вспомнив, зачем вообще пришёл. — Пойдём к Эларе? Мэггон наверняка ещё занят своими делами, так что мы не помешаем.

Карие глаза посмотрели на Лайгона с удивлением, и Феронд спросил, как бы не выражая протеста и не отказываясь от посещения матери, а просто желая узнать подробности:

— Зачем мы к ней пойдём? Виделись же за ужином.

Лайгон задумчиво пожал плечами, словно и сам не знал ответа и сказал неопределённо:

— Вспомним детство, послушаем какую-нибудь историю… про любовь, например…

— С чего такое желание? — удивился Феронд, откладывая оружие и камень в сторону.

— С того, что твоя Брава — апогей глупости, — без обиняков ответил маг. — Не говорю, что ты сам очень уж умный, но хотелось бы видеть рядом с тобой ту, которая будет совершенствовать тебя, а не ту, рядом с которой ты будешь деградировать.

Феронд с тревогой посмотрел на брата. Маг ожидал, что его собеседника могут обидеть сказанные слова или возмутить, но они, вопреки ожиданиям, вызвали сочувствие.

— Лайгон, — мягко начал Феронд. — Она не нравится тебе, да и ты пугаешь её. Если ты боишься, что из-за этого однажды я косо посмотрю на тебя — то ты ошибаешься. Если думаешь, что смогу быть таким, как ты, то тоже ошибаешься. То, что со мной Брава, не изменит того, что ты мой брат, и я всегда буду на твоей стороне.

Маг закрыл глаза и безнадёжно вздохнул. Феронд умел красиво и пафосно говорить. Но было бы лучше, умей он понимать, что говорят ему . Лайгон открыл глаза и со снисходительной улыбкой покачал головой, намекая, что его брат не прав, но слов на него тратить, чтобы доказать это, он не намерен.

— Но идея мне нравится, — продолжал младший брат. — Серьёзно. Я с удовольствием послушаю мамины сказки и на этот раз обещаю не уснуть.

Он отложил в сторону ржавый меч и камень. Поднялся с кресла и направился к двери, возле которой стоял маг. Лайгон усмехнулся и вышел из комнаты первым.

Они прошли по коридору, поднялись по широкой каменной лестнице, пересекли зал с огромными причудливыми островерхими окнами и остановились у двери в покои родителей. Лайгон постучал своим замысловатым стуком, и Элара вскоре подошла и открыла дверь, приветливо оглядывая пришедших.

— Не помешали? — спросил маг.

— Нет. Вы же знаете — можно прийти в любое время, — она посторонилась, пропуская их в больше, но изрядно заставленное мебелью помещение. — Давненько вы не заходили ко мне, да ещё и вместе.

— Да, — согласился Лайгон, по детской привычке усаживаясь на пол и опираясь спиной о кровать: именно так он привык сидеть в этих покоях. — Как-то всё некогда, да и… у нас с Ферондом разные взгляды на жизнь, и мы редко делаем что-то вместе, тем более, то, что интересно нам обоим.

Феронд тоже сел на пол, и Элара, улыбнувшись, последовала их примеру. Сев на ковёр, она расправила примятый подол своего светлого платья и поглядела на мужчин с явной ностальгией.

— И всё же мы пришли вместе, — заметил Феронд. — Потому что оба хотим услышать от тебя историю.

— Какую? — удивилась женщина, и маг пояснил:

— Сказку о любви.

Элара широко улыбнулась, посмотрев на Феронда, и усмехнулась:

— Тебя мучает бессонница, и ты решил обратиться ко мне за помощью?

Маг насмешливо глянул на брата. Тот смущённо посмотрел в пол, улыбаясь своим воспоминаниям. Он засыпал почти каждый раз.

— Нет, — ответил он. — Бессонница тут не при чём. Просто Лайгон считает, что я многое упускаю от того, что редко дослушивал сказки до конца. Я действительно редко дослушивал, — он улыбнулся и склонил голову. — Каюсь. Желаю исправиться…

— Боюсь, я уже позабыла почти все истории, а книги, что я читала, перекочевали в подвалы или в покои Лайгона… Но! У меня есть кое-что получше!

Она поднялась и направилась к столу. Взяв какую-то склянку, женщина вернулась и многозначительно показала её сыновьям.

— Это хитроумное снадобье помогает проецировать свои воспоминания. Я как раз помню одну сказку, во время прослушивания которой даже ты… — она тепло посмотрела на Феронда, и он улыбнулся, — …не уснул. Она короткая, но как раз о любви, как вы и хотели. К тому же, это воспоминание дорого мне не самой сказкой, а вашей реакцией на неё.

— Реакцией? — удивился Лайгон. — То есть Феронд даже смог прокомментировать то, что услышал?

Элара не ответила, рассмеялась, открыла крышечку и выпила содержимое склянки. Немного посидела, закрыв глаза, и щёлкнула пальцами, призывая образы из своих воспоминаний показаться всем присутствующим.

На возникшем объёмном полупрозрачном изображении появилась она. Ничуть не изменилась за эти годы. Молодая, красивая и мудрая. Она сидела на полу, устланном длинноворсным ковром, и держала на руках тяжёлый фолиант, обитый плешивым синим бархатом. Женщина заканчивала читать вслух сказку о любви и преданности, а два мальчика и девочка, сидевшие подле неё, внимательно слушали, чем всё закончится.

— …Они прожили много тысячелетий душа в душу, и не было любви сильней, светлей, прекрасней. И никто больше не омрачал их счастливую жизнь… Конец, — закончила Элара и взглянула на детей. — Ну как вам?

Вопрос этот в то время был каверзный, учитывая, что Лаивсена и Феронд прибывали в возрасте романтического максимализма, а Лайгон — резкого отрицания всего, что ему пытались навязать окружающие.

— Очень красивая история! — воскликнула Лаивсена, мечтательно прикрывая глаза.

Лайгон сделал вид, что история вовсе не показалась ему интересной, и фыркнул: