Олег Демидов - Глобальное управление Интернетом и безопасность в сфере использования ИКТ: Ключевые вызовы для мирового сообщества

Детализированная проработка вопроса об интерпретации ключевых актов международного права, в том числе международного гуманитарного права и права вооруженного конфликта, не входит в задачи и мандат Группы правительственных экспертов ООН. Но работа ее участников, единожды соприкоснувшихся с темой применимости международного права в новой технологической реальности ИКТ, неизбежно будет продолжаться в этом направлении и в дальнейшем. Сделав важный для международного сообщества шаг и вступив на территорию интерпретации фундаментальных международно-правовых понятий, которые были сформированы 70 лет назад и больше, в новой реальности участники ГПЭ затронули вопрос обновления нынешней системы международного права в новой реальности. ООН как единственный в международном сообществе подлинно глобальный институт в основе своего механизма выработки и принятия решений и норм – Совета Безопасности – до сих пор имеет критерий обладания уникальной технологией – ядерным оружием. Но с течением времени эксклюзивность, уникальность статуса ядерной оружейной державы все больше подвергается вызовам, в основе которых также лежат глобальные технологические перемены. Технологии, в том числе ИКТ, изменили глобальный экономический пейзаж в мире с 1945 г. и таким образом вывели в центр международной политики неядерные государства – Германию, Бразилию, Японию, которых все чаще прочат в новые постоянные члены СБ ООН наряду с «новыми ядерными державами», такими как Индия. Постепенное, ползучее размывание уникальной значимости ядерного статуса происходит и за счет того, что возникают новые формы и факторы силы в международных отношениях, и обладание современными ИКТ относится к числу важнейших из них. Киберпотенциал в исследованиях и заявлениях западных и российских ученых, военных и дипломатов уже неоднократно приравнивался по своей значимости к оружию массового поражения. Уникальность ИКТ заключается в том, что, в отличие от ядерного оружия, этот технологический фактор не сконцентрирован в пространстве и иерархии официальных институтов – он не просто текуч и трансграничен, он противоречит самой концепции вертикально иерархизированного и пространственно ограниченного суверенитета. И это не может не отражаться на материи международного права, определяющей и выстраивающей отношения носителей этого суверенитета – государств. Поиск переходного компромисса, баланса между принципами и понятиями, заложенными в основу международно-правовой конструкции, центром которой во многом остается Устав ООН, и технологически определяемой сетевой реальностью взаимоотношений нового образца, – фундаментальная задача для мирового сообщества, и работа ГПЭ обречена быть ее важной и во многом первопроходческой частью.

Кроме того, выводы и рекомендации ГПЭ относительно применимости Устава ООН так или иначе возвращают внимание их авторов к важнейшим вопросам понятий, терминологии, которые были поставлены раньше – в момент написания и принятия самого устава. Речь прежде всего идет об определении и соотношении между собой трех фундаментальных понятий – использования силы и ее угрозы, агрессии и вооруженного нападения. Парадокс современности состоит в том, что с момента образования ООН и принятия ее Устава этот вопрос остается не проясненным должным образом.

Поэтому, например, сложность выработки критериев для квалификации использования ИКТ в качестве вооруженного нападения по смыслу Статьи 52 Устава ООН во многом связана с тем, что и вне рамок ИКТ такие критерии не вполне ясны, как и неясны точные критерии отличия использования силы от вооруженного нападения. Таким образом, представители государств и другие эксперты, пытающиеся выработать интерпретации ключевых понятий Устава ООН к использованию ИКТ, параллельно вынуждены решать сложнейшую проблему непроясненности определений, критериев и взаимных отношений самих этих понятий. Какие пути решения этой проблемы могут быть испробованы?

Один из возможных начальных шагов – поиск решений и компромиссных стратегий по интерпретации тех понятий из Устава ООН, для которых конкретные критерии и определения все же существуют – например, понятия агрессии. Хотя Устав ООН не раскрывает понятие агрессии, его подробная интерпретация приведена в Резолюции ГА ООН A/RES/29/3314 от 14.12.1974 «Об определении агрессии». К сожалению, документ, перечисляющий восемь типов действий, которые квалифицируются в качестве агрессии «вне зависимости от факта объявления войны», на момент принятия не мог учитывать действия, связанные с использованием ИКТ.

В результате, когда понятия агрессии и вооруженного нападения используются в доктринальных и иных документах государств и региональных организаций в контексте использования ИКТ, содержание и трактовка этих понятий не могут быть соотнесены с каким-либо общепризнанным источником международного права и остаются плодами интерпретации принимающих их субъектов.

В этой связи востребовано могло бы быть обновление текста резолюции ГА ООН и дополнение его пунктом, который описывает действия с использованием ИКТ, подпадающие под понятие агрессии. Еще одним вариантом могла бы стать выработка консенсусной интерпретации к использованию ИКТ пункта g упомянутой резолюции ГА ООН № 3314 от 14.12.1974.

Статья 1. Агрессией является применение вооруженной силы государством против суверенитета, территориальной неприкосновенности или политической независимости другого государства, или каким-либо другим образом, несовместимым с Уставом Организации Объединенных Наций, как это установлено в настоящем определении.

Статья 3. Любое из следующих действий ‹…› будет квалифицироваться в качестве акта агрессии:

‹…›

g) засылка государством или от имени государства вооруженных банд, групп, иррегулярных сил или наемников, которые осуществляют акты применения вооруженной силы против другого государства, носящие столь серьезный характер, что это равносильно перечисленным выше актам, или его значительное участие в них.

С Резолюцией № 3314 связано еще одно потенциальное направление усиления международно-правового режима ответственности государств за использование ИКТ. Речь идет о расширения юрисдикции Международного уголовного суда на действия с использованием ИКТ, представляющие угрозу международной безопасности, в том числе подпадающие под понятие преступления агрессии.

Право осуществлять юрисдикцию в отношении преступления агрессии было утверждено с принятием Римского статута МУС в 1998 г., однако на сегодня вопрос осуществления данной юрисдикции все еще не решен окончательно. Статья 5 Римского статута МУС перечисляет преступление агрессии в числе преступлений, попадающих под юрисдикцию Международного суда, причем определение агрессии было инкорпорировано в статут из той же Резолюции ГА ООН № 3314, что обеспечивает возможность его расширения за счет определения агрессии с использованием ИКТ в том случае, если соответствующая поправка будет внесена в текст Резолюции ГА ООН.