Анатолий Агарков - Как я стал Богом

Последний аргумент бичи убедительным сочли. Трое разведчиков в город ушли, Афганец на свалку, Кащеевна на трассу — собирать дары.

— Иван, — в костёр подкинул и прилёг, — почему тебя прозвали Упырём?

— Это ещё в детском доме. Мы пацанами, как спать ложились, страшилки всякие брехали — про упырей и вурдалаков — кто что знал, или придумать мог. А я рассказывать не умел, и надо мною все смеялись. Зря ржёте, говорю, я всамоделишний упырь — пока храпите, кровь из вас сосу. Вон Тёмка, видите, бледный какой — скоро всю до капельки из него выпью. Артём рядом спал. Ребята засмеялись, а он по шее дал. Ах, так, думаю, ну погодите — я вам устрою. Проснулся ночью, когда все спали, проткнул булавкой Тёмке палец на ноге и всю до капельки кровь из него выпил.

— Врёшь.

— Вру, конечно, но пристрастился. Стал по ночам ребятам ноги протыкать, из ранки кровь сосать. Потом поймали — воспитатели грозились в психушку сдать, а ребята били. Не помогло — стал упырём по жизни.

— И здесь пьёшь?

— А то.

— Догадываюсь у кого.

— Да в ней дурной кровищи больше половины. Да ежели с неё не стравливать её, то она лопнет от давления.

— Дознаются, убьют тебя. Хочешь, излечу?

— Подумаю.

Явился Макс с куском гудрона и ржавым ведром, развёл огонь пожарче. Внёс разъяснения:

— Это будет капкан для собачьей пасти. Я на Енисее рос — у нас волков так ловят. Серые на чистый лёд неприпорошённый снежком ступить боятся, с берега рычат и зубы скалят. А мужики их палками с гудроном травят. Кто цапнет, тот и влип — зубов-то не разжать. Затаскивают сердешного на лёд и колотушкой в лоб.

— Ты и колотушку будешь делать?

— Зачем же псину изводить — лапы свяжем, будет для хозяев алиби.

Пришла Кащеевна, принесла двух ежей, погибших под колёсами автомобилей. Бросила Упырю кота:

— Почмокай, Ванечка — он ещё тёплый.

Упырь ножом вспорол пушистому живот, припал губами. Закончив сатанинский пир, ощерился кровавыми зубами.

— Кайф!

— Утрись, — мне противно стало.

Кровосос облизал губы и зубы, почмокал, вычищая дупла. Я вооружился палкой, приготовленной Максом для собачьего капкана. Упырь лежал на животе, целясь голой обгорелой задницею в потолок. И велико было желание к ней дрыном приложиться.

— Ладно, ладно, — Упырь ткнулся лицом в рукав, утёрся. — Давай без нервов.

Изладив на ротвейлера капкан, Макс уступил место у костра Кащеевне.

Вид свежуемых зверьков поверг меня в глубокое уныние.

— Пойду в темницу, здесь мне не уснуть.

Перед закатом на совет позвали

Бичи поели и были трезвыми.

— Значица так, — Уч-Кудук излагал результат разведки. — Забрались с задов мы на сарай и целый день оттуда наблюдали. И вот к какому выводу пришли — ночью ловить там нечего, мы засветло нагрянем. Под вечер, когда хозяин возвращается с работы, они семейством всем на озеро спешат. Собака только остаётся.

— Считайте, её нет, — Макс обещал.

— Тогда у нас будут три-четыре часика на поиски твоего прибора счастья.

— Если он на месте, найдётся сразу.

— Ну, хорошо, давайте думать, кто пойдёт.

— Проще сказать, кто не пойдёт, — заметил Макс. — Упырь ходить не может, Надюхе забор не перелезть.

— Остальные все согласны? — спросил Уч-Кудук.

Отказавшихся не нашлось.

Только зачем такая свора за одним единственным оптимизатором? Хотят в доме чем-то поживиться? Это подумал я, но промолчал, пошёл в свою темницу сил набираться.

Потом притопал Уч-Кудук. Продемонстрировал перо:

— Видал? Вот если что не так, в бочару ткну. Теперь, как на суду — зачем в дом рвёшься?

— Хорошо, скажу как на духу. Наручный серебряный браслет — лежал в правом верхнем ящике стола в крайней комнате второго этажа. Могу и не ходить — принесите, я научу им пользоваться.

— Это и есть твой прибор счастья?

— Да, но на меня кодирован. Прежде, чем исполнить чьё-либо желание, он должен побывать вот здесь, — я указал своё запястье.

— Мудрено, — гость поверил и нож убрал.

— Почему Уч-Кудуком кличут?

— Весь Союз я пёхом исходил, а Три Колодца замечательное место, и я там был.

— Назвался бы Ходжой.

— Погонялова не выбирают.

— Как стал бичом?

— А это суть моя — ну, не могу осёдло жить. Я ведь дальнобойщиком по молодости был, прилично зарабатывал, да только с бабами мне не везло. Одна ушла — не могу, говорит, одна жить: я молодая, и хочу любить. Потом вторая.... Третью сам прогнал, с соседом заловив. Дорога лишь спасала от проблем, КАМаз стал домом. Потом авария — конечности срослись, так эпилепсия вдруг привязалась. Права отняли....

После минутной паузы Уч-Кудук:

— Я и отсюда подумываю дёрнуть — к зиме поближе на юга податься.

Закинув руки за голову, я смотрел на звёзды в оконном проёме.

— Хочешь фуру, которую заправлять не надо, которая сама будет катиться по дороге, пока ты отдыхаешь?

— У вас такие есть? А права?

— От эпилепсии тебя я хоть сейчас избавлю.

— Велик соблазн, остерегусь пока — продемонстрируешь прибор, тогда....

За моим домом, оказывается, росли берёзки. Птички, бабочки, цветочки и грибочки. Никогда не обращал внимания, а как славно здесь можно было гулять с Катюшей вместо тесного и душного парка городского.

К забору примыкал сарай. Прежде наверняка видал, но не обращал внимания — хозяйством ведала Наташа. Уч-Кудук взобрался на него и вёл наблюдение за усадьбой, а мы прятались в берёзняке, отлёживаясь до поры до времени.

Долгожданное: ку-ку, ку-ку....

Макс заковылял к стальной ограде:

— Гав-гав! Ты где, собачья морда?

Вот он летит во всей красе, могучий страж усадьбы. Макс протолкнул сквозь прутья ограды палку с гудроновым набалдашником.

— Фас, подлюка!

Ротвейлер цапнул и не смог палку прокусить. Не смог и зубы вырвать из гудрона.

— А, влип, очкарик! — Уч-Кудукова глава показалась с крыши сарая.

— Прыгай скорей, вяжи его! — хрипел от напряжения Макс. — Не удержу-у...!

Уч-Кудук повис на руках, но прыгать поостерёгся:

— А он ни того, палку не перекусит?

— Вяжи, сука! — Макс от рывков ротвейлера разбил в кровь лицо о стальные прутья.

Уч-Кудук прыгнул с крыши. В этот момент пёс вырвал палку из рук десантника и закружил, пытаясь вырвать клыки из цепкой хватки гудрона. Уч-Кудук крался за ним, одну руку вытянув перед собой, а вторую сунув в карман. Но не верёвку извлёк, а финку. Подгадав момент, прыгнул на собаку. Коротких два удара, и пёс затих.

Вид неподвижной, окровавленной собаки повёрг меня в уныние. Нет, более того — в какое-то полуобморочное состояние. Будто не со мною это происходит, а видится со стороны или в недобром сне. Подумалось, если кровь остановить, то, возможно, ещё смогу ротвейлера спасти ....

Опустился на колени перед ним.

— Идём, чего ты? — трактирщик толкнул меня в плечо. — Время дорого.