Владислав Савин - Взлет Андромеды

А проклятые вьетнамцы все лезли из-под земли. Теперь нам приходилось охранять не только периметр, но и все важные объекты внутри него — штаб, склады, ангары, стоянки техники. Но в следующий раз коммунисты выбрали целью офицерский бар — где в это время (за час до полуночи) было полно народа, в большинстве из летного состава. Не меньше десятка головорезов с автоматами ворвались и устроили бойню — а затем бросили бутылки с "молотов-коктейлем". Все было кончено за минуту, подъехавший патруль забросали гранатами, и снова скрылись, не оставив ни одного своего убитого. Хотя вроде наши видели, как они кого-то несли. Дыра оказалась буквально в сотне шагов за баром. Причем прорытая недавно — раньше там не было ничего. А дальше подобные вылазки были почти каждую неделю. Мы уже боялись спать, не положив рядом оружие — из страха, что вьетконговцы вылезут у нас под окном, ворвутся и перебьют всех. Мы сражались с ними, как с крысами — заливая в обнаруженные норы газ, бензин, напалм, ставя у выходов мины. Искали повсюду отверстия для вентиляции — ведь должны же эти, под землей, дышать — и в подозрительные дырки (которые могли быть и норами местной мелкой живности) тоже вливали газ или бензин. Затем у нас появились "пещерные крысы" — те отчаянные парни, которые лезли в эти норы подобно бультерьерам, охотящимся за лисой. Сначала это были добровольцы из обычного состава подразделений — в других полках обычно так и оставалось, вот нашли вьетконговскую нору, и "ты, Джо и ты, Майк, вперед, снаряжение лежит вот там" — но на базе Нью-Чикаго был сформирована особая команда (числом больше взвода но меньше роты) которая занималась исключительно этим. Парни с шилом в заднице, любители приключений, мне довелось с ними болтать в баре, когда они сбрасывали там напряжение. Все они были небольшого роста и худого телосложения — потому что в эти адские норы по землей такой верзила как я просто бы не протиснулся, а там иногда приходится пробираться на брюхе ползком. А еще там темно как у негра в ж. е, и воняет, и нечем дышать, и вода на полу, а иногда даже заполняет нору доверху, и приходится, задержав дыхание, нырять, моля бога что успеешь попасть на ту сторону прежде, чем захлебнешься. И конечно, куча всяких хитроумных ловушек, наподобие тех, что были уже знакомы нам по лесу. Я слышал, что состав этой команды полностью сменялся за три месяца — не знаю, правда или нет, меня в то время уже не было на базе.

И знаете, сэр, сейчас я убежден — что вьетконговцы это не люди. Потому что, чтобы жить вот так, подобно крысам, в этих вонючих норах, годами не видя над собой неба — а ведь нам говорили, что там и женщины, и дети — надо быть кем-то вроде муравья. Для которого воля главного в муравейнике — выше чем выживание, и собственное, и семьи, не говоря уже о комфорте. Слышал, что так же было у япошек, "твоя жизнь ничто, воля Императора — все", но у них ведь их микадо всерьез считался живым богом, ослушаться которого нельзя. Ну а коммунисты, значит, хотят, чтобы все были так — и американцы тоже? Может и прав был Фаньер, что коммунизм это болезнь, разрушающая мозг? Наш капитан того же мнения — он из образованных, и читал много книг, не одни комиксы — я слышал его рассуждения, про какого-то чеха или поляка Чапека, который еще перед той войной написал про цивилизацию разумных саламандр. И возможно, завтра нам придется сражаться насмерть за выживание всего нашего свободного мира — причем не только с теми нациями, которые уже коммунизмом поражены, но и с нашими же американскими парнями, подцепившими это вирус. Когда я думаю о том, мне хочется выпить и забыть. А мой приятель сержант Брукс из нашей роты застрелился — после того как накануне выпив в баре орал, что тогда мы все уже заражены, вирус или микроб уже внутри нас — и что будет, когда мы вернемся в Штаты и зараженными окажутся наши жены, дети, родители? "Мне тогда убить свою Мэри, с маленькими Патриком и Сарой, а после самому — нет, лучше я один". Он пустил себе пулю в рот — а мне стало страшно, как не было даже в том бою, когда из всего взвода невредимыми остались лишь я и Сэвидж. Но пока я думаю и поступаю самостоятельно, как должно свободному человеку — и значит, еще не заражен.

Проклятые комми, неужели вам мало своего Старого Света? Сходите с ума у себя дома, внутри своих границ — но не лезьте к нам! Хочу жить и умереть человеком, а не муравьем!

Записано в 1970. Вошло в сборник "Героический Вьетнам".

Американцы звали нас "подземными дьяволами", "чертями". А мы были просто крестьянами, кто издавна жили на этой земле.

После к нам прибился самый разный народ. Но начиналось все еще при французах. Когда они бросали бомбы на деревни, которые считали "коммунистическими". А еще были разговоры, что они заставят всех переселиться из леса на равнину, где не будет никаких партизан. Тогда мы начали рыть убежища, где можно спрятаться всей семьей, и от карателей, и от бомб. Так возник наш подземный город — иногда его называли по имени прежней деревни, которую американцы снесли, построив свою базу. Но чаще — просто Город, без названия.

Отчего мы не ушли? Вам трудно это понять — впрочем, и у нас сейчас обычное дело, когда молодые люди уезжают из своего кооператива в город, поступают на завод или получают образование. А тогда мы помнили, что эти поля расчистили от джунглей еще деды наших дедов. И здесь могилы наших предков. Куда мы отсюда уйдем?

К нам — бежали. Из деревень с равнины, где бесчинствовали банды Бин Ксуен. Где американцы могли загнать всех жителей в сарай и сжечь огнеметами. Где жизнь не стоила ничего — любой оккупант мог тебя убить, если ты показался ему подозрительным. Кто-то уходил дальше на север, а кто-то оставался. Говорите, нас было под землей шестнадцать тысяч, а все наши тоннели, если их собрать в одну линию, вытянулись бы на двести пятьдесят километров? Ну, если так сказали те, кто ведал у нас распределением пайков, значит нас и было столько. Но не все были солдатами — были и семьи. И никто не пребывал в праздности — работа находилась на всех.

Наши галереи тянулись под землей в три яруса. На самом нижнем были жилые помещения, где можно было встать в полный рост. Я спал в койке-гамаке, сделанной из американского парашюта, а надо мной была подвешена еще одна такая же. Был даже зал для политинформации и кино — да, под землей мы иногда смотрели фильмы, электричество было от велосипедного генератора и аккумуляторов, снятых с подбитых американских машин. Был госпиталь с хирургическим кабинетом, были склады, были колодцы, уходящие вниз до водоносного слоя. Ну а верхние ярусы были в основном для передвижения — хотя какие-то хранилища могли располагаться и там. Подземные ходы тянулись далеко за территорию американской базы, выводили в лес, и даже в соседнюю деревню, которая не была выселена. И в этих подземельях мы жили годы.