Владислав Савин - Взлет Андромеды

Тамара смотрит на меня с тревогой. Со своей полки соскочила, стоит в проходе, в одной ночной рубашке, готовая меня подхватить — да сил-то у тебя хватит, цыпленок? И впервые услышал, чтобы она ко мне на "ты" — обычно же или по имени-отчеству, или официально "товарищ". Да спи ты, ничего страшного — просто приснилось… Вон, всех разбудила — Лючия тоже проснулась, взгляд недовольный, и Тюлень внизу зашевелился. Спите — пока возможность есть. Когда и если события начнутся — будет не до того.

Успокоились все. Я на спину перевернулся, поудобнее — а сон не идет. Размышляю над тем, что увидел. Вернее, над тем, что неправильность ощутил. Допустим, Барков сбрендил, схватил карабин и стал по своим стрелять. И никто не пытался его скрутить (с каким успехом, это вопрос другой), или выстрелить в ответ (а напомню, у двоих пистолеты были — против мосина, у которого надо затвор передергивать, шанс хороший вблизи) — а кто уцелел, бросились бежать, а одна девушка так вообще, от страха на месте умерла? С офисным планктоном двадцать первого века, было бы ничего удивительного, но черт побери, эти ребята и девчата родились в конце двадцатых — начале тридцатых, они куда более жесткую школу жизни прошли и войну застали, пусть и не на фронте — ну не должны они так пугаться психа со стволом! Может, и в самом деле увидели что-то, до одури их напугавшее? Так что это могло бы быть? В нечистую силу не верю совершенно! А материальные враги и злодеи — должны были на снегу следы оставить. Однако же Степанюк и его команда (люди опытные!) в один голос утверждают, не было следов посторонних, а тем более, необычных. Еще не хватает — в "ужас, летящий на крыльях ночи" поверить!

Так ничего не придумав, все же уснул. Проснулся, когда уже подъезжали. Одеться, собраться, и — "мальчики, выйдете, пока мы будем готовы", от наших дам. Стоим с Тюленем в коридоре, а из соседнего купе снова поют:

…Угля край, история живая,

Сердцу мил пейзаж твой, трудовой,

Где копров подтянутая стая,

Рассекает воздух голубой.

Где шахтер отмечен непременно,

Угольком подкрашенных ресниц,

Где поют для тех, кому на смену,

Соловьи средь гаснущих зарниц!

А ветер по степи кружит,

Волной серебряной ковыль по ней бежит,

Не знаю, есть ли где прекраснее края,

Донбасс ведь Родина моя!

( прим. авт. — М.Савченко, "Донбасс" ).

Оказывается, болельщики из Донецка (Тюлень успел разузнать, и даже с кем-то вчера познакомился в ресторане), едут на матч Кубка, и заодно, Львов посмотреть. Хотя забыть не могу, что тут Маша погибла — а ведь промелькнуло у меня, что может быть, как у людей, чтобы дом, жена, дети. Теперь снова все на исходные — Та, ради которой я бы все отдал, другого любит и будет век ему верна, а Маша, которую я выбрал лишь за то, что на нее была похожа, в могиле лежит вместе с нашим нерожденным сыном — и ни одного пиндоса, кого бы я мог убить, чтобы хоть немного прийти в умиротворение. Что до Тамары — то больше, чем место боевого товарища, ей не светит. Не люблю, знаете, подстав — даже с лучшими намерениями, и от Той, кого искренне люблю и уважаю. Так что к делу — это и отвлечет от всяких мыслей. А потом — надо еще дожить.

Львов нас встречал атмосферой спортивного праздника. Бросался в глаза огромный транспарант с изображением хоккеиста и надписью "Кубок Победы-1955", мелькали плакаты поменьше, а также сувениры, флажки, продаваемые в киосках и прямо с рук. Я задержался на минуту, чтобы узнать, как планировал, имя попутчицы из шестого купе — проводница заглянула в свою книжечку и ответила, "Станислава Бельковская". Вижу, Тюлень мне уже машет, а рядом с ним товарищ в штатском, но с характерной выправкой. Львовские нас уже ждут и "зим" за нами прислали. Ну а болельщиков увозят новенькие автобусы львовского завода (в прошлом году открытого). Нет, никто за ними специально не присылал — просто на вокзальной площади конечная остановка.

Через час (после размещения все в той же "России", что в прошлый раз, два года назад) мы сидим в кабинете Федорова — партизанский генерал, Дважды Герой, и в этой реальности уже написавший про подпольный обком, все еще Первый Секретарь Галицко-Волынской ССР. Строго говоря, для беседы по существу и меня одного было достаточно — но как же можно не пригласить "ту самую" Лючию Смоленцеву, да и Сергей Тюленин, один из героев "Молодой Гвардии", лицо известное — лишь Тамара довеском пошла. Товарищ Федоров был приветлив (и не забыл еще то дело летом пятьдесят третьего), но поначалу отнесся к нашей миссии совершенно без восторга:

— Товарищи, ну вы тоже поймите. Я Баркова Павла Валерьяновича с сорок третьего знаю. Настоящий коммунист, без всякой гнили — и вот, с единственным сыном такое! И так на пределе человек — чтобы его еще по вашим комиссиям таскать. А у нас тут еще и важное мероприятие, хоккей — международного масштаба, и хотелось бы, чтобы нам за нашу страну было не стыдно. Я все понимаю, служба — но не надо здоровый коллектив дезорганизовывать подозрениями.

— Алексей Федорович, к вашему Третьему Секретарю ни у кого претензий нет — отвечаю я — но все может оказаться гораздо опаснее чем вы думаете. Как два года назад, когда казалось, мелочи — а вытянули что? Ну с чего бы советскому парню, комсомольцу, и в своих товарищей стрелять? В Москве обеспокоены — и самое худшее, что может быть, это если враг применил психотехническое оружие. Кто будет следующей целью?

— Психотехническое? — с удивлением спрашивает Федоров — это что-то вроде гипноза?

— В полевых условиях, и возможно, массового поражения — киваю я — нам известно, что у вероятного противника эти работы ведутся. У нас — простите, не отвечу.

— То есть, Миша Барков… по чьему-то приказу? Товарищи, но не сходится тогда. Студенты-то чем американскому империализму помешали? Тогда бы уж…

— А если не студенты были целью? Гипноз ведь не всемогущ — известно, что нельзя им никого заставить, политические убеждения изменить. И принудить к тому, что человеку глубоко противно — намного труднее, чем к тому, что он сделал бы и сам с охотой. Представьте, что Баркову внушили совершить теракт — а он у душе оставался нашим советским человеком. Сильнейший внутренний протест, психика вразнос — и взорвалось непредсказуемо. А сволочь, что это затеяла — сейчас сидит и заряжает кого-то другого. Как раз к хоккею — время, место и ситуация, удобней не придумать.

— Фантастика.

— Ну, Алексей Федорович, Беляев тоже был фантастикой — про "подводный совхоз". А вы ведь знаете, в каких частях я в войну служил? Да, у нас нет уверенности, что наши предположения верны. Но это самое худшее из возможного — и не дай бог, мы окажемся правы, хотя лично я в бога не верю. Потому мы и здесь — с приказом, если эта угроза существует, ликвидировать, ну а если нет, доложить с облегчением, что ошиблись.