Терри Вулф - Кодзима – гений

Беда в том, что проанализировать их мог только другой переводчик – а не всякий переводчик так же владеет языком, как Блауштейн. Поприветствуем Скотта Дольфа, менеджера международных проектов в KCEJ. На этапе производства именно Дольф (со вторым представителем Кодзимы) летал в Лос-Анджелес, чтобы присутствовать на сессиях и следить за тем, чтобы все соответствовало великим замыслам Кодзимы – но он опоздал к началу записи на несколько дней. Дольф формально владел обоими языками в совершенстве, но вовсе не был писателем и не знал сценария, а его коллега и вовсе не говорил по-английски. Дольф страдал от джетлага, ему было плохо, он пытался подремать на диване во время записи – но в то же время должен был служить Кодзиме глазами и ушами. Водворять авторское видение.

Блауштейн его заметил и сообразил, к каким катастрофическим последствиям все это может привести, поэтому поспешил с записью. Но к концу двухнедельной сессии Дольф с коллегой все же стали замечать отличия. Блауштейна спросили, почему он поменял те или иные реплики, убирая и добавляя предложения, дописывая собственные обороты. Они отказывались понимать, что иногда для того же воздействия нужны совсем другие слова. Начались звонки Кодзиме. Блауштейн находился в комфортной обстановке – работал фрилансером среди спокойных коллег в Лос-Анджелесе, уважавших его профессионализм; он даже осмелился спорить с Хидео Кодзимой по телефону. Дело в том, что он хотел проекту добра и переживал за него – как небезразличный художник, а не тупой исполнитель. Некоторые фразы их заставили перевести дословно, включая печально прославившуюся «Думаешь, любовь может расцвести даже на поле боя?» (Do you think love can bloom, even on a battlefield?). В разговоре со мной Блауштейн подтвердил, что эта формулировка ему страшно не нравилась. Он хотел американизировать эту фразу, понимая, что в США люди только посмеются над странно откровенным поэтизмом посреди шпионской истории. И он был прав: оценили фразу лишь настоящие отаку-японофилы, а массовая аудитория скривилась. Спасало только то, что фразу сказал Отакон – отаку и фанат Японии, который мог быть и неловок в словах.

Иронично, что Metal Gear Solid: Integral навсегда подорвала доверие Кодзимы к переводчикам, хотя если бы Блауштейн отнесся к работе спустя рукава, перевел все в лоб и не лез в запись, Кодзима никогда бы и не обратил внимание на американскую версию и не захотел менять японское аудио! А бесконечные катсцены американцы попросту не вынесли бы, и классная история стала бы посмешищем хуже Resident Evil, ведь в ней еще и слушать надо было очень много. Вполне возможно, что Metal Gear Solid могла бы наконец занять свое место в истории как игра, которая стала объектом едчайших насмешек американцев, сытых по горло дерьмовыми портами японских игр и чудовищной игрой актеров озвучивания, – и вместо возрождения серии Metal Gear похоронила бы ее. Локализация оказалась ключевым элементом. Все любители американской версии Metal Gear Solid подтвердят вам, что хорошая игра актеров и крепкий сценарий сгладили ее шероховатости, но мало кто ценит, да и вообще знает, что Хидео Кодзима не имел к качеству английской озвучки никакого отношения, так что его ошибочно продолжают хвалить за прорыв в сценаристике (планка в которой тогда, впрочем, и правда была низкой).

Никто из работавших над английской версией не предполагал, что Кодзима захочет дополнить японскую версию иностранной озвучкой и что для этого два языка придется сравнить построчно. Очевидно, в процессе участвовал и сам Скотт Дольф; он оказался в самом сердце этой истории. Дольф не сумел претворить видение Кодзимы в жизнь дословно и так оказался в роли чуть ли не предателя. Да кого вообще волновали эти отличия? Обычно международные версии игр лепили по-быстрому, а соответствовать оригиналу те должны были лишь на самом базовом уровне, ведь в каждую будут играть только в соответствующей стране. В те времена версии игр для разных рынков расценивали как отдельные продукты, и это была повсеместная практика. Никому не пришло бы в голову тратить немыслимое количество времени на то, чтобы сверить тексты двух версий. Вообще говоря, переводы и озвучивание на некоторые языки были отвратительны, но они Кодзиму не волновали, ведь он не собирался включать их в Integral – окончательную версию игры.

КОДЗИМА БЫЛ ВОСХОДЯЩЕЙ МИРОВОЙ ЗВЕДОЙ, ОН НЕ СОБИРАЛСЯ СЛУШАТЬ ОТ АССИСТЕНТОВ ОБЪЯСНЕНИЯ, ПОЧЕМУ ДОСЛОВНЫЙ ПЕРЕВОД ИГРЫ ЗВУЧАЛ БЫ ПЛОХО.

Кодзима со своими переводчиками вгрызлись в работу Блауштейна, и стало очевидно, что он много где отступал от оригинала – настолько, что Скотт Дольф не мог умалять эти изменения. Самолюбивый и ранимый Кодзима этого не вытерпел. По правде сказать, текст едва ли подвергся неким фундаментальным правкам и изменениям, но даже если бы в Konami нашелся кто-нибудь согласный с решениями Блауштейна, объяснять их Кодзиме было смерти подобно – такой сотрудник тут же вылетел бы. Кодзима был восходящей мировой зведой, он не собирался слушать от ассистентов объяснения, почему дословный перевод игры звучал бы плохо. У Дольфа и его коллег, подгонявших японские субтитры под английский текст, просто не было выбора – им пришлось свалить все на Джереми Блауштейна, объявив его предателем, напихавшим в игру собственных идей, подорвавшим видение гениального и непогрешимого Кодзимы и попортившим совершенство. Разумеется, тот случай, когда Блауштейн осмелился спорить с Кодзимой по телефону, только усугубил ситуацию. Слово Кодзимы было свято, а значит, перевод получился даже не апокрифом, а подлинным святотатством.

Взгляд Кодзимы на вещи можно описать так:

(Откровение 22:18-19) И я также свидетельствую всякому слышащему слова пророчества книги сей: если кто приложит что к ним, на того наложит Бог язвы, о которых написано в книге сей; и если кто отнимет что от слов книги пророчества сего, у того отнимет Бог участие в книге жизни, и в святом граде, и в том, что написано в книге сей [91] Откровение Иоанна Богослова. .

Предсказуемым образом Джереми Блауштейн был изгнан из книги сей.

Воображение Кодзимы обуревали чернейшие страхи. Неважно, что Блауштейн блестяще поработал со Snatcher. Неважно, что он чуть не рехнулся, локализуя гиганский и сложный сценарий. Неважно, что он начал принимать диазепам – то самое успокоительное, что помогало Снейку целиться, – просто чтобы у него не тряслись во время работы руки. Неважно, что он провел колоссальное исследование – без помощи онлайн-ресурсов! – чтобы многочисленные имена, названия и сленговые словечки в «Кодеке» звучали естественно для западного игрока. Неважно, что ему даже не дали шанса отстоять свои позиции. Неважно, что Кодзима не разбирался в вопросе – и не хотел разбираться.