Радзивилл Ежи - Гении неба

— Глупый, — проворковала капсула, — Эти люди охраняют сокровища, прислуживают в лавке и вообще... Это государство в государстве, понял?

Тхай не слышал этого диалога. Он сопя возился с замком. Затем лязгнул металл, ювелир с видимым напряжением распахнул тяжелую, обшитую деревом дверь:

— Прошу Вас! Сюда я приглашаю очень немногих из своих посетителей, только настоящих знатоков...

Пригнув голову, я шагнул вперед и оказался в просторном помещении, занятом стеллажами, между которыми были оставлены узкие проходы. Чего и какого здесь только не было... Если что и ооъединяло все эти вещи — так только древнее происхождение и высокая стоимость. Из многочиисленного ассортимента, представленного в хранилище, меня, как всегда, зачнтересовали посуда, оружие и драгоценности. Я сразу же оценил и отложил в сторону прекрасной работы яшмовые чаши для вин, тончайние, почти ничего не весящие и оттого же почти прозрачные. Их и в руки-то брать было боязно, казалось — от одного неосторожного прикосновения они превратятся в осколки. Тхай пыхтел за спиной в полном восторге:

— Демон меня раздери, до чего же приятно видеть действительно понимающего человека! Пока вы — первый, кто не обратил внимания на кубки Третьей Императрицы, пусть и золотые, и выбрал безусловно более древние, выполненные с величием простоты легендарные Яшмовые Чаши!

— Как можно сравнивать? — поддакнул я ему, — Напыщенное золото кубков чересчур тяжеловесно рядом с чудом чаш.

Оставив без внимания всю остальную посуду, мы с Тхаем с огромным наслаждениим долго рылись в груде старинного оружия. Там он показал много любопытного, но сильнее всего меня пленили два огромных, широких меча. Они явно были и велики, и чересчур тяжелы для тхерран, эти льдистые метровые обоюдоострые лезвия без малейших следов коррозии, словно только что сделанные и отполированные, непривычно легике для своих габаритов, но с истертыми до маслянистого глянцевого блеска широкими рукоятями, на которых как попало торчали редкие ложноножки непонятных металлических, по виду — медных наростов.

Видно было,что мечи — парные. Эти старинные, но от того не менее грозные клинки, совсем не похожие на прочее оружие тянули к себе. Они, как две собаки, казалось, просяще заглядывают в глаза: "Возми нас к себе!". Я с огромным сожаленном положил в конце концов их на груду прочего разнообразного вооружения. Тхай бесконечно удивился:

— Но позвопьте, уж если эти мечи кому и подходят, то только вам! — От обиды и непонимания он даже забыл свою утомительную любезность, — Я бы уступил их относително недорого. Да ведь они словно для вас делались!

— Это оружие слишком хорошо, чтобы спокойно висеть на стене. Оно просится в дело, — сказал я, — А я вовсе не воин. Я, если на то пошло, больше охотник.

Тхай тяжело вздохнул и заговорил про древние женские украшения, но все же то и дело оглядывался на отделанные тусклым золотом старинные ножны. Впрочем, я тоже постоянно погдядывал на лежащие клинки, все еще ощущая на ладонях приятное прикосновение их рукоятей... Слишком стремительно я преодолел с подачи Майи границу между мальчишкой и мужчиной, чтобы успеть стать равнодушным к хорошему, пусть и жутко старомодному оружию.

Дальше я оглядывал стеллажи уже не так обстоятельно. Причудлливые древности совсем перестали интересовать, когда я вдруг натолкнулся на НЕЧТО, остановивиее меня внутренней созвучностью мечам, хотя я и не смог бы сказать, в чем оно, созвучие это самое, заключено. И тут я узнал эту вещь! Это было явно женское украшение, закрывающее шею, плечи и грудь, усыпанное камнями всех цветов радуги...

Я вздрогнул — именно его тогда видел я на Мани, на Тарии, когда дракон устроил то самое Шоу Теней. Я задумался. Получалось, что я должен взять это украшение и одеть на Мани, или же как раз наоборот, я не должен такого делать?

Я взял сокровище в руки, оно тихонько зазвенело подвесками, как колокольчиками, чистыми серебряными тонами.

— Что это? — спросил я, и тут же из меня вырвалось само собой, — Я бы взял его для...

— То есть как это "что"?! -от удивления Тхай потерял дар речи, он с минуту озадаченно пыхтел, пока я оглядывал позванивающее чудо.

— Я не верю, вы просто смеитесь надо мной! Неужели есть уголки на свете, где не знают, что это такое?!

Я холодно посмотрел на ювелира:

— Вы хотчте сказать, что я лгу, заявляя, что не знаю? Ну а что вы знаете о свете, кроме своих древностей, уважаемый?

От обиды на щеках ювелира загорелись красные пятна. Я смягчил тон:

— Мне действительно неизвестна эта вещь, и я спрашиваю у вас: что за предмет у меня в руках, какова его история... А так же продадите ли вы ее мне для госпожи? Размер должен подойти.

Казалось, ювелира вот-вот посетит кондрашка, он побагровел, прохрипел:

— Простите, я сейчас вернусь! — и побежал пить воду. Кажется, я не знал чего-то "основополагающего" для тхерранина. И оно было связано с этой вещью, не то святыней, не то проклятием. Иначе бы Ткан не распсиховался до такой отепени, что ему пришлось выпивать полкувшина воды, чтобы успокоиться. Что что ж такое уперли его молодчики?

И — тоже странность — почему это Мани, столь подкованная в легендах, ни звуком не упомянула об украшении, как видно, известном даже детям, единственном в своем роде?! Странно... У меня и раньше бывало ощущение, что она молчит как рыба о самых интересных страницах истории своего мира и вовсе не потому, что не знает. Я нахмурился и мрачно подумал — может быть, она оттого и молчит, что знает уж слишком хорошо? И ее тайна соприкасается с тайнами этих вещей?

Тогда я был очень близок к правде, но хмыкнул и отмахнулся от угрюмых догадок: "-Плевать! Дел у меня других нет, кроме как раскапывать их вшивые секреты. В любом случае я смотаюсь отсюда не позднее завтрашней полуночи. Этот отдых слишком затянулся."

Мне было умеренно тревожно, но форсировать отбытие я не видел причин. Тем временем вернулся слегка пришедший в себя Тхай. Покачивая головой, потрясенный антиквар разъяснил, что я безо всякого должного почтения держу в конечностях Великую Тронную Реликвию Импери Ра, так называемую магическую Гривну Первой — из — Великих, императрицы Ра-Гри, охраняемую, по преданию, древним Ее духом и изредка убивающим для разнообразия святотатцев, посягающих коснуться этой драгоценности.

— Видимо, дух сейчас отдыхает от трудов праведных, — пожал я плечами, поглаживая камни Гривны, — Так что самое время продать вещицу. А много он укокошил этих несчастных? Сто, двести?

— Этого никто не знает точно, но по легендам — около сорока тысяч человек. Я поражен, что вы еще живы. Однако при всем моим удивлении и уважениеи я вынужден ответить: "нет; не продам", потому что не хочу быть убитым Ее проклятием. Понимаете ли, эту Гривну нельзя продавать, ее можно передать по наследству, подарить или украсть. Украсть, впрочем, только если Она сама это позволит.