Радзивилл Ежи - Гении неба

— Вот ведь нескладуха... — пробормотал я, уже окончательно не желая уходить без этой драгоценности, — Ну хорошо. Предлагаю спроситъ у самой гривны, — я усмехнулся, — Согласна ли она быть подаренной госпоже Мани? Разумеется, я компенсирую такой широкий жест с вашей стороны. Допустим, двумя сотнями тысяч золотых червонцев. Мне очень хочется увидеть гривну на плечах госпожи. Итак, внимание! — продолжил я голосом ведушего телевикторины, — А теперь вопрос! Ра-Гри, если по каким-либо причинам я желаю невозможного, дай нам в том знак!

Целых десять минут Тхай ожидал знамения, постепенно возвращаясь к нормальной окраске лица. Потом толстяк вздохнул, поклонтлся драгоценности:

— Ваша воля священна, я дарю Вас женщине по имени Мани.

Я с трудом удерживался от смеха. Король преступного мира оказался суеверен не меньше, чем забитый крестьянин из отдаленного селения. Гривну упаковали в специальный саквояж и отправили с охраной в наши апартаменты. Когда мы с Тхаем поднялись наверх, Мани поинтересовалась:

— Ты что-то купил?

— Да. Для тебя, но это пока сюрприз, — я улыбнулся предполагаемому обалдению и переключился на другие темы.

Молоденькая тринадцатилетняя жена Тхая спросила:

— Уважаемый Эн-Ди, ваша спутница иногда называет вас Звездным Капитаном. А скажите, вы и вправду командуете судном?

Я молча поклонился. Дама заулыбалась:

— О, тогда я хотела бы... — Она пошепталась с мужем, Тхай кивнул. Тогда женщина исчезла и появилась с чем-то в руках.

— Пожалуйста, наклонитесь. Я дарю вам этот талисман от рода Ци. Он охранит вас от бед во время плавания, — и когда головы сблизились, прошептала, — Эх, жаль, не встретилнсь вы мне годик — друтой назад... Ваша подружка — та еще штучка. Остерегайтесь ее!

Тхай в то время что-то спрашивал у Мани, и сказанное его женой осталось между нами. Я выпрямился, посмотрел вниз, на свою грудь. Там, на прочной блестящей алмазной гранью цепочке белого металла висел здоровенный замысловатый зуб.

Зуб мне понравился, я поблагодарил, и вскоре мы попрощались. Уже выйдя на улицу, увидев падавшие на город сумерки, я вспомнил:

— Бедный Боу! Наверное, он до сих пор ждет нас!

— Нет, — засмеялась Мани, — Я оказалась менее забывчива и отправила одного из служащих Тхая передать, что прогулку по реке перенесли на завтра, на то же самое время. В театр мы, кстати, еще успеваем, если ты возьмешь экипаж.

Что я и сделал. Спектакль оставил меня равнодушным, но очень поиравился подружке, она пару раз даже всплакнула. Спектакль был "про любовь". После него дама в гости к банкирам не пожелала, предложив вернуться в гостинницу пешком. На почтительном расстоянии нас сопровождали не то громилы Тхая, не то телохранители Тхонга, не то переоднтые "по гражданке" полицейские Чжудэ. А может быть, все вместе.

Первое время мы шли молча, потом, как видно, накал страстей старинной пьесы улегся, и Мани зябким голосом попросила:

— Эн Ди, ты можешь выполнить мою просьбу?

— Все, что в моих силах.

— Скажи, когда ты улетаешь? Только честно. Сердце говорит мне, что это случится очень скоро, и я хочу знать — когда? Прошу тебя, не скрывай.

Я сделал еще пару шагов и вздохнул:

— Завтра. Ровно в полночь.

Она резко повернулась ко мне, звездная мешанина отразилась во влаге глаз:

— Уже завтра? Так скоро?

В горле почему-то запершило, я кашлянул:

— Ну, я тоже к тебе привязался, и небеса тому порукой, что я остался бы еще...

— Но почему?! Что тебя заставляет уходить: род, семья, власть? Ведь я знаю, как ты свободен: как никто другой, и никто не может заставлять тебя...

— Ты почти права, малышка. Да, ни деньги, ни женщины, ни власть не имеют силы надо мной. Но есть еще одно, отбросив это, я убью самого себя. Долг дружбы. Мой первый и единственный друг исчез, и я осязан найти его.

— Долг дружбы... — прошептала она, опуская глаза, — А я-то считала, что твой единственный друг это я. Прости мою самонадеянность.

Я промолчал. Мани судорожно вздохнула:

— Это женщина, она красивее меня? — на Мани жалко было смотреть. Я покачал головой:

— Он мой сородич, и он отвратителен по вашим меркам, Мани, но в какой-то мере я обязан ему тем, что я встретил тебя.

— Ты не можешь побыть со мной еще хоть немного?

— Прости, нет.

— Я с радостью буду исполнять любые твои желания, только останься!

— Невозможно.

— Тогда возьми меня с собой, прошу тебя! Я готова пить твою мочу!

— Этого еще не хватало!!!

— Конечно. Конечно... — обессиленно прошептала она сквозь слезы, — Кто тебе я? Просто предмет мебели. Не прислуга, не друг, не наложница. Причуда, всего лишь твоя случайная фантазия... Как все это жестоко!

Вскинула глаза, вгляделась:

— Нет, этого не может быть! Ты просто страшно шутишь, ты испытываешь или за что-то мучаешь меня, правда? Может быть, ты считаешъ, что я слишком своенравна и учишь меня покорности? Я сделаю все, что ты прикажешь. Я твоя вещь.

— Замолчи! Ты не имеешь на меня никаких прав. Как и все прочие на свете. Я не верю ни тебе, ни другим. Прекрати реветь, посмотри, в каком ты виде!!!

Мани хлюпнула носом и нахохлилась.

— Возьми меня за локоть. Вот так, уже лучше. Не понимаю, какие у тебя претенензии? Я подобрал тебя сама помнишь где и как, одел, предоставил решительно все, что мог дать: положение в обществе, библиотеку редчайших книг, прекрасный отдых, ни в чем не ограничивал тебя, кроме, разве что, люобпытства ко мне и слова "любовь", а ты закатывашь безобразную сцену на улице! Уж лучше молчи.

В свои покои мы вернулись мрачными снаружи и совершенно истеричными внутри. Меня безобразно несло, я уже "закусил удила", от бешенства в голове перемещались программы и воспоминания. С треском захлопиув двери покоев, я пробуксировал насмерть перепуганную Мани на свою половину и на середине спальни выдернул руку:

— Стой там!

Грохнулся сразмаху в застонавшее кресло, плеснул оебе коньяку и закурил. Поднял на нее белые, осатаневшие глава.

— Ну?

Девушка затряслась еще сильнее и съежившись непонимающе — жалко посмотрела на мои ноги. Поднять глаза выше подметок она не осмеливалась. Спросить, чего от нее хотят — тоже. Стояла и тряслась.

— Раздевайся!

Зажмурив глаза, не слушающимся ругами она послушно стала стаскивать с себя нарядное платье. Задержала его в ругах. Отпустила, ткань упала на пол.Нашарила конец пояска, поддерживающего исподнюю курточку, размотала, бросила на пол. Показалось тело, дорожка ннезагорелой кожи, выпуклость груди. Закусив губу, девушка взялась за запах исподней куртки.

— Подойди сюда! Распахни эту тряпку. Наклонись.

Трясщийся подобродок в полуметре от моего лица, по подбородку текут слезы, побелевшие пальцы стиснули края распахнутои курточки, открывая верхнюю половину тела, двойные холмики аккуратных грудей, гармоничную грудную клетку, подтянутый живот.