Радзивилл Ежи - Гении неба

— Я готов. Если нет возражений, то я сяду, так всем будет удобнее.

Хмурый, жуликоватого виду субъект вперился в меня, расхаживая вокруг кресла. Другой, самдовольный лощеный толстяк, одетый по последней местной моде, приложил ко мне в нескольких местах веревку, завязывая каждый раз особенный узел, довольно что-то пробормотал про пропорции и удалился в соседнюю комнату, тотчас начав там командовать сытым, капризным голосом. Третий расположился у меня в ногах, сосредоточенно ощупал ступни, после чего, покачивая головой, молча уселся за раскладным столом и стал что-то резать, сшивать и клеить. Вокруг царила суета, которую нарушали только я и довольно, хотя несколько озабоченно, улыбающийся Тхонг. Мы с хозяином пили десятилетнее вино "Луга Хон-Си" и обсуждали детали предстоящего дела вперемешку с последними сплетнями. Неожиданно Тхонг рассмеялся:

— Да, я же не рассказал главного, самого пикантного: сегодня ночью Чжудэ проснулся от такой кошмарной ругани и грохота в его ворота, как будто дом Верховного Судьи штурмовали бесноватые из местного Дома Призрения. Он послал охрану узнать, что происходит? Оказывается, шумел один — единственный человек, кричавший, что послан сопредельной империей Ра чтобы добиться выдачи одного-единственного человека. Кого бы вы подумали?

— Не меня ли?

— Совершенно верно. Но причина выдачи заключалась, по словам этого сумашедшего в том, что с вами (прошу прощения, из молитвы слова не выбросишь) сожительствует Ее Вечность Императрица Ра, скрывающаяся под именем Мани!

— Не шевелите головой, а то я за себя не ручаюсь, — хмуро сообщил угрюмый субъект позади. Я слышал лязганье его инструментов, но передо мной не было зеркала, чтобы оценить его труды. Из покоев Мани внезапно раздались душераздирающие рыдания. Тхонг жизнерадостно засмеялся:

— Обычаи, знаете ли! Не стоит беспокоиться. Кстати, сто тридцать шестой, что там у вас?

— Очень скоро закончу, — заверил Тхонга сиплый голос из-за стола. Тем временем хмурый тип вынул из моей головы свои инструменты, обошел вокруг меня еще раз и наконец расслабился:

— Ну, вот теперь — хорошо!

— Действительно, неплохо, — кивнул Тхонг, подливая нам вина, — Эй, мастер, вы там скоро?

— Чем меньше мне будут мешать, тем скорей закончу, — сказали капизным голосом из соседней комнаты, — Не переживайте, любезный хозяин, уже скоро.

Тем временем трудяга с сиплым голосом поднялся из-за стола, держа в руках пару лаково блестящих мягких коротких сапожков, подошел, еще раз ощупал мои ступни и нервно сообщил:

— Вот, это может подойти, господин.

Я примерил и кивнул. Было впору, нигде не жало, но и не болталось. Черная, эластичная кожа ласково обтянула ступни. Тут постучали в двери, вошел Тхай с клерком, несущим длинный сверток, сообщил, смахивая рукавом парадного халата пот со лба:

— Я все сделал, хотя до последнего мига не верил, что успею.

Где-то в глубине души я чувствовал неловкость оттого, что доставил уйме людей столько хлопот. Но вспомнив про новенькие кружочки желтого металла, тысячи которых должны были сменить сегодня хозяев и перейти ко всем этим занятым людям, я успокоился и утвердился в себе. Двери распахнулись, я увидел несущего свой шедевр ворчливого независимого мастера. Конечно, это был халат по последней моде, но какой! Ткань глубокого черного цвета казалась бархатной, но при попадании на нее лучей света начинала словно искриться тончайшей серебряной нитью. По ткани летели золотые драконы — один на груди, другой на спине. Рукавов в привычном понимании у халата не было, но имелись своеобразные раструбы, похожие на сложенные крылья. Когда я облачился (к такой вещи совершенно не подходит обиходное слово "надеть") в халат, мне позволили посмотреть на себя в зеркало. Я неуверенно провел рукой в воздухе:

— Не слишком ли это... Э-э... роскошно? Может быть, лучше было бы несколько поскромней?

— Простите, не лучше! — почти обиженно сказал Тхонг, — Это традиция!

Кто-то негромко трещал резкими женскими голосами на половине Мани, и вообще, как мне показалось, весь Гостиный Дом Тхонга пребывал в суетливом муравьином движении, готовя финал моего пребывания на Тхерре...

Суета продолжалась около часа, считая с нашего прибытия на катере Боу, затем все успокоилось. Последние приглашенные занимали места за одним из столов в обширном Главном Зале. Я оглядел собравшихся. Согласно кастовым традициям, все приглашенные расселись в соответствии со своим общественным положением за тремя столами, каждый следующий был меньше и стоял выше предыдущего. За большим, невысоким, стоящим почти у входных дверей сидели те мои знакомцы, которые не могли похвастать весом в обществе, но я хотел собрать всех знакомых тхерранцев в одном помещении, и я сделал это.

Знакомых собралось немало, около сотни человек, и я надеялся, что вспомнил всех своих местных приятелей. Некоторые были хороши в качестве собеседников, с некоторыми я имел финансовые дела, иной был Просто Приятным Человеком, некоторые оказывали услуги мне, кое-кому помог я и конечно, здесь присутствовали те немногие, которым я счел себя чем-либо обязанным.

Стол повыше и поменьше занимали такие люди, как банкир Нянэр, Тхонг с братом, Верховный Судья Чжудэ. Здесь вели себя непринужденно и весело болтали ни о чем. Еще выше находился стол для их дам, ближайший ко мне, но не самый громкий — оттуда доносились произнесенные неразборчивым полушепотом фразы, там порхали руки, изъясняясь на принятом среди женщин Тхерры языке пальцев, иногда я чувствовал на себе их любопытные взгляды. Любопытно было всем, поскольку причину такого заседания знали считанные люди, и те держали язык за зубами, лишь туманно намекая на значительность момента. Я сидел за четвертым и последним столом, на котором было зачем-то сервировано на две пары, хотя я хотел видеть рядом с собой в этот вечер только Мани.

Внезапно шум утих, когда с ударом гонга распахнулись двери и в них я увидел рассеянным взмахом рук благословляющего всех собравшихся Отшельника и танцующую за ним на кончиках ног его любимую наложницу Шестнадцатую. Девушка, казалось, лишь для вида прикасается к полу носками богато вышитых туфелек. Отшельник уселся за мой стол не спеша, с крестьянской основательностью, исподлобья оглядывая, что это за народишко тут тусуется? Его наложница терпеливо застыла у своего места, ожидая приглашения сесть, но дедуля не торопился, теперь он не торопясь рассматривал меня, словно у него не было возможности сделать это в своей деревне. Наконец он удовлетворенно угукнул, вскинул глаза на Шестнадцатую, словно только сейчас припомнил о ее существовании и наконец, кивком позволил ей усесться. Затем в гробовой тишине пожевал губами, кашлянул: